Столкновение в вихре (глава 9)

ГЛАВА 9 Полночная песня Свидание со смертью Свидание со смертью ждет меня В полузабытом старом переулке, Когда весна выходит на прогулку, Цветочным ароматом всех пьяня. Свидание со смертью ждет меня, При ярком свете солнечного дня… … Бог знает – лучше там забыться мне, Любовь где дремлет в сумраке полночном, Свидания с которой все короче, И страстнее в блаженной тишине… Но предназначено иное мне свиданье – В заброшенном пустынном городке, Где солнца луч блеснет невдалеке И заискрится грустно на прощанье. И что на свете этом не случится, Я не могу на эту встречу не явиться. Алан Сигер 1918 год стал годом великих свершений, омраченных великими жертвами. Вот уже три года сражались союзнические войска на территории Европы, Северной Африки, Месопотамии и Северного Моря. За это время обе стороны потеряли сотни тысяч человеческих жизней, которые, казались, ни на шаг не приблизили войну к завершению. Но все же, в виду ряда причин, центральные державы имели некоторое преимущество. Во-первых, внутренние экономические и социальные причины в 1917 году привели к Революции в одной из стран Антанты – Российской Империи. Царь Николай Второй был вынужден отречься от престола и передать власть в руки временного правительства, вскоре свергнутого большевиками. Важным фактором популярности большевиков было их противостояние участию России в войне. Поэтому, после победы в октябре 1917 их лидеры предложили перемирие центральным державам. Мир между Россией, Германией и Австро-Венгрией был заключен 15 декабря 1917 года, что положило конец боям на Восточном фронте. Таким образом, Антанта потеряла сильного союзника. Выход из войны России и Румынии позволил немцам направить на Западный фронт новые войска, предназначенные прежде для борьбы в этих странах. Таким образом, центральные державы теперь имели десятипроцентное превосходство над союзническими войсками. С другой стороны, Франция был измотана трехлетней оборонительной войной, и воодушевление солдат сошло на нет, к тому же большинство из них были слишком неопытны для борьбы с противником. В свою очередь, британцы ощущали нехватку рабочих рук, и премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж приказал сократить численность армии. Наконец, прибытие во Францию Американских войск не принесло ожидаемых результатов. К началу 1918 года во Франции было лишь 6 подразделений АЭК, к тому же 2 из них все еще не вступали в бои, охраняя участки фронта, далекие от линии огня. Тем не менее, Германия осознавала, что если она не успеет в течение ближайших месяцев нанести решающий удар, то рискует потерять Западный фронт. Поэтому 21 марта началось немецкое наступление, главной целью которого было разделить французскую и британскую армии, вынудив британцев отступать к Северному морю. В ходе наступления немцы сумели захватить значительные территории, а союзники потеряли70000 пленными и 20000- убитыми. Но все же наступление Германии считалось неудавшимся, потому что не была достигнута главная цель – разбить армии союзников. Что же происходило с Американским экспедиционным корпусом, пока британцы и французы пытались противостоять нападениям немцев? Американцы оставались в тылу, тренируясь, выполняя незначительные задачи, и ожидая своей судьбы, которая не замедлила встретиться на их пути. К началу апреля отец Граубнер прослужил в американских войсках четыре месяца. Церковь поручила ему оставаться с американцами, чтобы он помогал в тылу, давал духовную поддержку, а в случае необходимости исповедывал и отпевал солдат. Католическому священнику непросто было работать среди протестантов, но вскоре отец Граубнер заслужил уважение солдат и подружился с протестантским священником. Граубнеру было за пятьдесят, но он был высоким и стройным, словно молодой кипарис, имел густую бороду и пару темным проницательных глаз. Хотя священнику полагается быть серьезным, но Граубнер казался одним из самых веселых людей на свете. Но это была лишь одна из граней его сложной натуры. Его дед был французским инженером, который переехал в Германию на строительные работы. Переезжая в Германию, господин Бернар был женат и имел маленькую дочь. Семья поселилась в маленьком городке близ Франкфурта, расположенном в самом сердце страны, где и выросла мать Армана. Потом она вышла замуж за богатого немецкого фермера Эрхарта Граубнера. Хотя Арман рос в протестантской стране, придерживаясь французских традиций, мать воспитала его в католической вере. Однако его отец использовал любую возможность, чтобы привить сыну марксистские и другие революционные идеи. В итоге к пятнадцати годам Арман превратился в законченного атеиста и скептика. Окончив среднюю школу, молодой Граубнер поехал в Париж учиться в Сорбонне. Оставшись без родительской опеки, молодой человек предавался разгулу на многочисленных вечеринках и попойках. За три года пребывания в Париже он стал безнадежным игроком и бабником, без конца ввязывавшимся в драки. Но неожиданно для своих друзей изменив свои жизненные убеждения, Арман устремился в Рим, чтобы поступить в духовную семинарию. Шестью годами спустя, в 1889 году он принял сан католического священника. Несмотря на пересмотрение своих жизненных идеалов, в душе Арман остался таким же мятежником духа. Он веровал со всей искренностью и страстью, но его идеи были не по нраву высшему духовенству. Литература, любовь к которой отец потрудился привить сыну еще в детстве, оказывала сильное влияние на молодого священнослужителя. В его проповедях часто присутствовали идеи социального равенства, незаконной эксплуатации труда рабочих и другие «странности». Поэтому отца Граубнера всегда направляли в далекие заброшенные городишки, но он не жаловался на судьбу, потому что его интересовала вовсе не карьера в Ватикане, а общение с народом. Его удовлетворяло пребывание в американском лагере, где он проводил духовную работу не совсем обычными для христианина методами. Капитан Дункан Джексон нашел в отце Граубнере нового соперника для поединков в шахматы, но продолжал приглашать и Терри, играя с ним и разговаривая со священником и наоборот. Но когда Терри играл роль собеседника, говорить больше всего приходилось отцу Граубнеру, потому что по возвращении из Парижа молодой человек стал еще более замкнутым и неразговорчивым, чем раньше. - Нижний Манхэттен, потом Англия, возможно, Лондон, - были первые слова, с которыми обратился к нему капитан Джексон, едва он приехал в лагерь. - Прошу прощения, сэр? – с отсутствующим видом переспросил Терри. - Я наконец-то понял, откуда вы родом, сержант, - гордо ответил тот. – Вы родились в Нижнем Манхэттене, отсюда ваше умение говорить с Нью-Йоркским акцентом, но в то же время типично британские обороты вашей речи позволяют понять, что долгое время вы жили в Великобритании. Я прав? - Да, сэр, вы абсолютно правы, - ответил Терри, потерявший малейший интерес к этой игре с тех пор, как в его жизнь снова вошла некая девушка. - Но я все еще не имею понятия, чем вы занимаетесь, - признался капитан. - Я актер, сэр, - откровенно ответил Терри, не замечая выражения лица Джексона. – Я живу в Нью-Йорке и работаю на Бродвее. В этом нет большой тайны. А теперь извините меня, сэр, мне нужно сменить одежду. - Да, да, конечно. Вы свободны, Грандчестер, - разочарованно и с оттенком раздражения отозвался Джексон. Он хотел разобраться во всем сам, но внезапно Терри испортил ему удовольствие от игры своей неуместной откровенностью. Теперь придется придумать что-то новенькое, чтобы развлечь себя. Именно тогда в лагере появился отец Граубнер, прирожденный игрок в шахматы и неумолкающий болтун. - Что у вас с этой коробке, святой отец? – однажды вечером, когда солдаты собрались у костра, спросил священника капрал. - Это подарок, который я получил в Испании, - отвечал отец Граубнер. – Гитара. - Правда? – заинтересованно переспросил солдат. – А вы умеете играть? - Конечно, капрал, - ухмыльнулся священник, открывая футляр. - Тогда, может, что-то сыграете? – попросил рядовой, сидящий у самого огня. - И правда, - поддержал его другой солдат. – Сыграйте что-нибудь зажигательное. Тот молча взял в руки гитару и заиграл веселую мелодию, знакомую всем солдатам. Когда он закончил, все вокруг зааплодировали. - Вы хорошо играете, святой отец, - заметил совсем еще молоденький солдат. – Вам надо сыграть с сержантом Грандчестером. - Ага, станет он, - насмешливо сказал капрал, поднимая глаза к небу. - А сержант Гранчестер тоже на чем-то играет? - Ну в общем да, - ответил все тот же капрал. – Но для нас он никогда не играет. Он настоящая сова. Бывает, ночами не спит. Когда я на дежурстве, то вижу, как он встает посреди ночи и часами играет на гармонике. - Ясно, - проговорил священник. - Странный парень этот Грандчестер, - заключил один из солдат. - Да уж, странный не то слово, - согласились остальные. Кенди работала в ночную смену. С севера прибывало множество раненых и пострадавших в боях между американцами и противниками. Среди всех этих стонов и криков, исполненных боли, невозможно было найти спокойное местечко. У Кенди даже не было времени расслышать боль собственного сердца. Девушка отдавала себя пациентам со своей неуемной энергией, стараясь утешить их улыбкой, ласковым словом или просто выслушать то, что они хотели рассказать. А неподалеку да Кенди внимательно следила пара серых глаз, пытаясь отыскать знак, что ее сердце открыто. Но дверь была все так же заперта, а ключ затерялся где-то на просторах Западного фронта. - Кенди! – прошептал Ив, поманив ее рукой. – Подойди на минутку, пожалуйста. - Иду. В чем дело? – отозвалась Кенди, подходя к кровати, у которой стоял Ив. Молодой человек отбросил простыню, чтобы показать ей рану пациента. Пока Кенди осматривала раненого, Ив позабыл о нем и не отрывал глаз от копны золотых завитков, выбившихся их аккуратной булочки. Потом его глаза опустились к молочно-белой шее, и ему подумалось, какова эта кожа на вкус, а закончили его глаза путешествие у самого кружевного воротника униформы медсестры. - Ив? – уже во второй раз спрашивала Кенди. - Oui, - пробормотал он, отрываясь от своих грез. – Ах да. Ты видишь это? – он указал на один из участков раны. Глаза Кенди уже заметили нагноение, и она почувствовала характерный запах. Ее лицо пересекла тень. - Что нам делать? – наконец осмелилась спросить она, заранее боясь ответа. - Ты должна провести ирригацию в течение 24 часов, - мягко ответил Ив, вдыхая аромат ее тела. – Флэмми она помогла, есть шанс, что поможет и этому бедняге. Как считаешь? - О Ив! – выдохнула девушка, невинно обнимая молодого человека, забыв, что он вовсе не каменный. Это было лишь дружеское объятие, длившееся не более пары секунд, и в следующее мгновение Кенди снова склонилась над кроватью, не замечая замешательства молодого доктора. Это была лучшая новость, которую она услышала за многие месяцы, и слишком обрадовалась, чтобы обращать внимание на жесты, которые могли быть неправильно оценены со стороны Ива. - Спасибо за доверие! – просияла она. – Что еще я могу сделать? - Повтори то, что сделала секунду назад, - едва слышно шепнул он. - Pardon? – переспросила она, уже перевязывая спящего пациента. - Я сказал, что тебе не за что меня благодарить, - солгал он. – А теперь мне нужно осмотреть остальных пациентов, - добавил он, кивнув. Молодая женщина рассеянно кивнула в ответ и снова занялась работой. Из ее кармана раздался тихий звон, и она машинально вынула часы, которые всегда носила с собой. «Полночь, - подумала она, открывая крышку. Внезапно ее сердце пронзила сильная боль. – Что это? – она приложила руку к груди. – С тобой все в порядке? Господи, защити его!» – прошептала она, перекрестившись. Иногда боль, скрывающаяся на дне наших душ, поднимает голову и всплывает на поверхность. Днем голова обычно занята многочисленными мыслями, но едва наступает вечер, все дневные заботы уходят, уступая место вырвавшимся наружу чувствам и воспоминаниям. Те, кто принадлежит к немногочисленной счастливой части человечества, пребывающей в мире с собой, спокойно засыпают. Для остальных же ночной отдых лишь пора, которая погружает в царство бессонницы. Терри это состояние было знакомо с детства. Он хорошо помнил привкус тех бесконечных ночей, когда его посещали самые мрачные, самые горькие мысли. В те юные годы, во время его одинокой учебы в школе Святого Павла его тревожили мысли об отсутствующем отце, об исчезнувшей матери, о надоедливых сводных братьях и вечно недовольной герцогине. Потом его бессонница приобрела новый характер: вместо кошмаров и неприятных воспоминаний, ему грезились искрящиеся зеленые глаза той, что похитила его сердце. Но спустя годы даже эти прекрасные видения уступили место новым переживаниям… Молодой человек любовался апрельской луной, когда из его груди вырвался глубокий вздох. Была полночь, и вокруг стояла чарующая тишина, прерываемая лишь тихим разговором двух солдат, стоящих на страже. Он прислонился к стволу, а его правая рука скользнула в карман. Стояла теплая звездная ночь. «Смогу ли я когда-нибудь спокойно уснуть?» – размышлял он, играя на гармонике. Шум твердых шагов, послышавшийся позади, затерялся среди звучания печальной мелодии. Эти мгновения одиночества, когда его губы ласкали серебряную поверхность, выдавая чарующие звуки из самого дорогого его сердцу подарка, были единственными минутами покоя в его мятежной душе. Лишь закончив играть, он заметил рядом с собой человека. - Не можете уснуть, сержант? – спросил отец Граубнер, выискивая себе местечко на поваленном стволе. - Да, - коротко ответил Терри, не желая завязывать разговор. - Такое случалось и со мной… в прошлой жизни, - улыбнулся тот. - В прошлой жизни? – смущенно переспросил молодой человек. - Да, сержант, - отвечал священник. – Моя жизнь разделилась на две части: до и после прежнего Армана. Хотите услышать мою историю? - Да, святой отец, хорошая история – это способ скоротать долгую ночь, - слегка заинтересованно откликнулся молодой человек. Этот француз с немецким именем чем-то заинтриговал Терри. - Когда я был в вашем возрасте, сержант, - начал священник, - я покинул Германию, где я вырос, и отправился учиться в Париж, но вместо этого я проводил время в пьянках и дебошах. Моими спутниками стали женщины, игры, неподходящие компании. Я потерял свою по-детски наивную веру, а жизнь разочаровала меня. Ничто не удовлетворяло меня, даже любовь молодой женщины, которую я не ценил. - А вы ее любили? – осмелился задать вопрос Терри с глазами, засиявшими во мраке ночи. - Теперь я в этом не уверен, сержант, - грустно ответил священник. – Она много раз умоляла меня покончить с разгульной жизнью, но я был слишком горд, чтобы признать свои ошибки. Я не хотел ни к кому привязываться и поэтому покинул ее. Я разбил ей сердце, хотя она этого и не заслуживала. - Я уже слышал эту историю, - рассеянно заметил Терри. - Да, к сожалению, эта история сотни раз повторялась со многими глупцами этого мира, - вздохнул старик. – Я продолжал жить, даже не вспоминая ее, пока она не вышла замуж за другого. Но я был слишком занят, чтобы о чем-то жалеть. - А как вы оказались священником? – заинтересовавшись историей Граубнера, спросил Терри. - Однажды ночью, когда я играл в карты, то ввязался в драку с одним из проигравших. В конце концов, он вызвал меня на дуэль. - Настоящую дуэль? - Да, сержант, настоящую глупую дуэль. В те времена дуэли очень почитались, но в результате я чуть не погиб, - серьезным тоном продолжал священник. – К счастью, Господь дал мне второй шанс, и я выжил. И эта страшная близость к иному миру заставила меня осознать пустоту моей жизни глубже, чем любые проповеди моего отца. - И тогда вы решили принять сан, - подытожил Терри. - Да, тогда. Никогда прежде я не переживал подобного. Я посмотрел на себя, думая, что вот-вот умру, и не пришел в восторг от увиденного. А когда понял, что моя жизнь еще не окончена, то пообещал тому, кто сохранил мне жизнь, что посвящу себя служению ему. И я не пожалел о своем обещании ни на секунду в своей новой жизни, - улыбаясь в бороду, закончил священник. - А правда довольны своей жизнью, святой отец? – с сомнением спросил Терри. - А почему вы сомневаетесь, сержант? – хмыкнул Граубнер. - Вы не слишком соответствуете образу священника. Надеюсь, я не обидел вас, но я действительно так считаю, - прямо сказал Терри. В ответ на замечание молодого человека священник разразился смехом. - Молодой человек, - все еще хихикая, начал Граубнер. – А что вы подразумеваете под образом священника? Настала очередь Терри засмеяться. - Видите ли, святой отец, - сказал Терри. – Все свое детство и большую часть юности я провел в католической школе-интернате. - Правда? – изумленно прервал его священник. – Наверное, это было невыносимо! – улыбнулся он, и Терри улыбнулся в ответ, удивленный, католический священник такого мнения о католическом обучении. - Видите, святой отец, - продолжал Терри. – Вы не должны были говорить, что обучение в католической школе невыносимо! - А разве это не так? – поднял бровь старик. - Ну, так, конечно, - признался Терри. – Там все было ужасно… кроме одного. Но я не хочу об этом говорить, - пробормотал он, а затем с новой силой продолжал: - Вы совсем не такой, как священники и монахини в школе. Помню, однажды вы даже отказались исповедывать лейтенанта Харриса. Разве это не ваша святая обязанность? - Позвольте объяснить вас мою точку зрения, - ответил старик. – Я считаю, что исповедь неуместна между двумя незнакомцами. Я стараюсь подружиться с человеком, и лишь потом вправе исповедывать его. - Вряд ли ваше руководство разделяет подобные взгляды, - заметил Терри. - Нет, но обычно я не обращаю на это внимания, - усмехнувшись, признался священник. – И поэтому я здесь с вами посреди ночи, а они в Ватикане спят на шелковых простынях. - Да вы мятежник, святой отец! – улыбнулся Терри. - Мне уже говорили об этом, - согласился он, вглядываясь в звездное небо. Медленно проходили дни, сменяя друг друга на берегах Сены. С наступлением весны снег начал таять, и в садах Тюильри распустились первые цветы. Ничто не напоминало о том, что на севере продолжаются ожесточенные бои. Вдоль длинных парижских улиц выстроились уличные торговцы, продающие мелкие белые лилии, похожие на колокольчики с приятным свежим ароматом, которые парижане называли "muguets"(ландыши). В соответствии со старинной традицией люди дарили друг другу букетики из ландышей в знак дружбы и привязанности. Но напускной оптимизм парижан отступал под угрозой скорого наступления немцев. Смогут ли союзники победить врага и не позволить ему разрушить прекраснейший город на земле? Каждую недели газеты печатали списки, которые наполняли всех страхом и печалью. Сотни женских глаз с беспокойством просматривали списки, и лишь после этого с губ срывался вздох облегчения. Но иногда удача оказывалась не на их стороне. Жюльен была одной из тех, кто ранним утром бежал за газетами и отчаянно выискивал имя дорогого человека в списках, одновременно молясь не увидеть его там. Тем апрельским утром Жюльен сжимала в руках газету, в который раз благодаря Бога, что в списках погибших не оказалось Жерара. Она листала страницы, пытаясь найти информацию о передвижении союзнических сил. Вести были не радостными. Британцы все еще находились в Арментьере. Брюнетка сложила газету и направилась в больницу. Она рассеянно шла по коридору, пока не добралась до комнаты Кенди и Флэмми. Дверь была полуоткрыта, и она вошла, спеша поприветствовать подруг. К тому времени Флэмми уже оправилась от перелома и была на дежурстве, поэтому Жюльен обнаружила в комнате лишь Кенди. Глаза Жюльен тотчас заметили что-то новое в скромной спальне. Это были огромнейший букет ландышей и большой пакет, лежавший на кровати Кенди. Кенди заметила искорки любопытства в ее глазах и смущенно улыбнулась. - Это от Ива, - со вздохом произнесла она, указав на ландыши, наполнившие комнату своим свежим ароматом. - А пакет…? – сверкнув глазами, спросила Жюльен. - Из АМЕРИКИ!! – с сияющей улыбкой, способной рассеять самую темную ночь, ответила Кенди. – Из Чикаго. Хочешь знать, что там? - Bien sure, ma chere amie! (Конечно, дорогая моя!) – отозвалась Жюльен, садясь на кровать рядом с Кенди. Молодая женщина дрожащими руками сорвала оберточную бумагу, под которой обнаружилась белая прямоугольная упаковка. К ней было прикреплено письмо, адрес на котором был выведен изящными буквами, в которых Кенди тут же узнала почерк мисс Пони. Она распечатала письмо и начала читать вслух, чтобы Жюльен тоже могла узнать новости. Наше дорогое дитя, Скоро твой день рождения, и на твой двадцатый день рождения мы с сестрой Лин хотели бы подарить тебе нечто особенное. Ты приносила нам столько радости с самого первого дня, когда попала в нашу скромную обитель, что мы просто не могли упустить возможности еще раз сказать тебе, что, несмотря на расстояния между нами, мы всегда с тобой. Возможно, подарок покажется тебе несколько необычным, но сестра Лин настояла, а я привыкла полагаться на ее мнение. Не волнуйся о деньгах, Анни все оплатила, а мы лишь придумали сам подарок. Надеемся, ты удачно отметишь день рождения. С любовью, Твои мамы. Женщины тут же поторопились открыть коробку и одновременно восхищенно вздохнули, когда их взору предстали два великолепных платья. Одним из них было роскошное изумрудно-зеленое шелковое платье с темно-зеленой отделкой и довольно смелым вырезом, другим же – белоснежное платье из органди с пышными рукавами и вырезом в форме сердца. - О, дорогая моя, какая прелесть! – в полном восторге вдохнула Жюльен, в отличие от Кенди, не привыкшая видеть красивую одежду. Блондинка же была лишь озадачена подарком сестры Лин. - С чего бы им дарить мне это? – задумчиво пробормотала она. - Чтобы порадовать тебя, зачем же еще? – рассеянно отозвалась Жюльен, разглядывая зеленое платье. – Это платье чудесно гармонирует с цветом твоих глаз! - Но когда и где мне их носить? В полевом госпитале во время операций? – хмыкнула та, и обе улыбнулись абсурдности этой идеи. Неожиданность – всегда большое преимущество, эту аксиому прекрасно знал генерал Людендорфф. Он решил атаковать участок, которым пренебрегали союзники, - «Дорогу Дамм», дорогу, которая проходила вдоль реки Эна и соединяла Реймс с северными провинциями. Хотя американское командование и предупреждало генерала Фоша о такой возможности, он не обратил внимания на эти предупреждения. Когда французы и британцы, наконец, осознали, что немцы действительно собираются атаковать «Дорогу Дамм», они начали подтягивать армии на север, но было очевидно, что они не успеют вовремя. Итак, 27 мая немцы нанесли удар по территориям союзника, использовав 17 дивизий на фронте и 13 в тылу. Цель нападения состояла в том, чтобы вынудить союзников отступать к реке Эне. Когда же их войска отступят к югу, немцы планировали начать нападение на Фландрию. Таким образом, Людендорфф рассчитывал легко нанести поражение истощенной британской армии. Но легкость захвата «Дороги Дамм» заставила его изменить свои планы. Он решил продолжать наступление в том же направлении, вместо того, чтобы зайти с севера, и в скором времени подойти к Парижу. Через три дня немецкие войска достигли реки Марна и оказались всего в 37 милях от столицы Франции. В виду этих событий Французская армия попросила помощи у командования Американского экспедиционного корпуса в лице генерала Джона Дж. Першинга. Поэтому Вторая и Третья Американские дивизии вскоре отправились на юг для участия в практически самоубийственной операции – героической битве на Марне. Капитан Дункан Джексон получил это известие за обедом. Наконец после долгого ожидания его дивизия получила приказ вступить в бой. Но в то же время военное чутье капитана чувствовало опасность этой операции. Он ожидал приказа отправиться в Верден, чтобы поддержать союзнические войска там, продвижение же на Юг казалось бессмысленным, если только американские войска не планировалось использовать как живой щит на пути немцев. Если так, то помощи ждать не от кого. Они одни должны были нанести поражение немцам. Джексон был солдатом, привыкшим выполнять приказы, не обсуждая их. Поэтому он тот час подчинился и объявил солдатам о продвижении на юг, понимая, что обратно не вернутся очень многие, возможно, во главе с ним самим. В ответ на известие о назначении Второй дивизии отец Граубнер почувствовал внезапную боль в груди. Его беспокоили проблемы с сердцем, но он чувствовал, что должен выполнить свою задачу, поэтому без колебаний последовал за американцами, не обращая внимания на доктора Нортона, ходившего за ним по пятам. Терренса Гранчестера же эти новости ни удивили, ни взволновали. Он приехал во Францию, чтобы обрести смысл своего никчемного, по его мнению, существования, и возможная смерть его не заботила. Как часто, те, кто считает, что им нечего терять, не видят подарков, которые преподносит им жизнь! Его мысли были бы совсем другими, если бы он знал, с каким волнением встретила известие о назначении АЭК молодая женщина, работающая в Париже. - Вы уже участвовали в битвах, отче? – спросил рядовой Питерсон, молодой человек лет 18, полный задора и храбрости в предвкушении сражений. - Приходилось, - вздохнул отец Граубнер. - А где именно? – с сияющими глазами расспрашивал Питерсон. - Семь лет назад в Италии, во время войны с Турцией, а еще в Африке. А с начала войны я работал в разных частях Западного фронта. - И каково это, отче? – спросил Питерсон. - Зачем заранее пытаться узнать, что и так нам предстоит, Питерсон? – вмешался третий глубокий голос. – Пусть судьба сама найдет нас. Рано или поздно это случится, - закончил Терри, встав, чтобы размять ноги. Молодой человек поднял свои зеленовато-синие глаза к небу, видневшемуся сквозь окно поезда. Это могло случиться в любое время года. Морозным зимним вечером или весенним утром, которое раскинулось за окном, когда угодно, где угодно его память воскрешала образы, причинявшие ему такую боль. Но он неизбежно проигрывал в борьбе с ними. Вот и теперь он был готов принять поражение, когда на его плечо опустилась чья-то сильная рука. - Спасибо, что избавили меня от необходимости рассказывать эту историю, - с улыбкой сказал отец Граубнер. - Не за что, отче, - с признательностью отвечал Терри. – Просто мне показалось, что этот рассказ не стал бы подходящим напутствием для солдат, готовых вот-вот вступить в бой. Зачем пугать нашего юного Питерсона? - Вы говорите так, словно сами намного старше его, - заметил Граубнер. - Ненамного, конечно, - пожал плечами Терри. – Мне 21. - В таком случае, сержант, - полюбытствовал священник, - могу я спросить, что омрачает вашу столь юную жизнь? Вопрос застал Терри врасплох. Но он быстро взял себя в руки, благо, ему приходилось делать это сотни раз. - У всех независимо от возраста есть свои проблемы, но мои к вам отношения не имеют, отче, - твердо ответил он. Граубнер был священником больше 30 лет, и грубый ответ Терри не заставил его тут же отступить. - Извините, что вмешиваюсь в ваши секреты, сержант, - извинился старик. – Но если вам захочется поговорить об этом, я всегда к вашим услугам, - закончил он, оставляя молодого человека наедине с его мыслями. Знаменитый баснописец Жан де Лафонтен родился в маленьком городке Шато-Тьерри, расположенном близ Сены неподалеку от Парижа. Здесь, в сердце провинции Шампань, знаменитой своими старинными замками и непроходимыми лесами, и встретили свою судьбу американские солдаты. Вторая дивизия прибыла в Шато-Тьерри в полночь 31 мая. Встав с поезда, мужчины не имели ни минуты покоя. Терри благодарил Бога за долгие тренировки. Иначе сейчас он не справился бы с постройкой баррикад и окопов на дороге из Шато-Тьерри в Париж. Но в итоге все приготовления были закончены уже ко 2 июня. Чтобы пересечь реку, немцы атаковали другой сектор фронта, но вот уже несколько дней подряд им успешно противостояла Третья дивизия. Поэтому генерал Людендорфф решил оставить бессмысленные попытки и атаковать союзников к западу от Шато-Тьерри, не догадываясь, что там его армию поджидает Вторая дивизия. Вечер 3 июня был долгим и мучительным. Словно предвещая дальнейшие несчастья, заболел юный Питерсон. У него резко поднялась температура, заболел живот, и началась рвота. Доктор Нортон поставил диагноз – перитонит, и попытался сделать все возможное, чтобы спасти молодого человека. Но на закате тот умер на руках отца Граубнера. - Ума не приложу, почему так случилось, - пробормотал Граубнер, сидя в резервной траншее рядом с Терри, после того, как они спешно похоронили Питерсона. - Я тоже, отче, - хрипло отозвался Терри. – Этот ребенок был полон жизни. Помните. Как ему не терпелось поучаствовать в сражении? И он так мечтал увидеть Париж. И ни одно из его желаний не сбылось… - Да, сержант. Иногда жизнь так несправедлива, - вздохнул старик. – Молодые люди, влюбленные в жизнь, умирают, а… - А те, кто заслуживает смерти, продолжают жить, - горько закончил Терри. Граубнер изумленно воззрился на молодого человека. Секунду он размышлял, спросить его или подождать другого удобного случая. Наконец, он заговорил. - Почему это вы вдруг решили, сержант, что заслуживаете смерти? – поинтересовался он. Если бы Терри не был под впечатлением от смерти Питерсона, трехдневной работы и страха перед незнакомой опасностью, то снова бы ответил грубостью. Но ему казалось бессмысленным хранить тайны, если завтра утром ему предстоит умереть. Молодой человек положил руки за голову и тихо ответил: - Отче, это из-за женщины. - Продолжай, сын мой, я слушаю тебя, - ответил священник и внимательно выслушал историю Терри. В рассказе Терри он узнавал много событий и характеров. Ему вспомнились своя покинутая мать, которой управлял амбициозный отец, одинокий ребенок, превратившийся в непокорного подростка, незабываемая любовь, жестокая судьба, вина, интриги, рок и последняя встреча. За время рассказа он понял причины того, почему Терри превратился в такого мрачного человека и пошел на фронт. Но он видел и то, что было скрыто от самого молодого человека. Закончив историю, Терри опустил голову на руки, лежащие на коленях. - Вот видите, отче, - добавил молодой человек, - я сломал себе жизнь своими же руками. Граубнер почесал затылок и поднял левую бровь, пытаясь найти подходящий ответ на это замечание. - Сержант, - начал он, - да, вы допустили несколько ошибок, но это не значит, что вы сломали себе целую жизнь! – сказал он пораженному Терренсу. - Скажите откровенно, отче! Будто я не знаю, что я полное ничтожество! – отчаянно воскликнул тот. - Вас действительно интересует мое мнение или же вы хотите, чтобы я повторил ваши слова? – жестко спросил священник. - Я… хотел бы узнать, что думаете Вы, - признался молодой человек. - Тогда выслушайте меня, не перебивая, сын мой, – необычайно серьезно продолжал старик. Терри лишь молча кивнул. - Прежде всего, - начал Граубнер, - хотел бы заметить, что вы совершили большую ошибку, сделав предложение нелюбимой женщине. Брак – это священный союз, основанный на любви. Никакая жертва этой молодой женщины не оправдывает вашего намерения вступить в брак, противоречащий его сути. Знаю, что мои коллеги не согласятся со мной, но я считаю, что такие понятия, как «обязанности» и «честь», которых вы придерживались, - лишь часть идеологического мусора, вынесенного из прошлого столетия. Надеюсь, когда-нибудь мы преодолеем их и откроем для себя высшую мораль, основанную на сострадании, любви и взаимопонимании. Я никогда не был женат, но посвятил свою жизнь чему-то более важному. Моя гордость часто восставала против моих поступков. Но я боролся, сознавая, что люблю Господа своего, и что Он отвечает мне любовью, во сто крат большей. Брак – это нечто похожее. Вы смогли бы уважать свою жену, жертвовать своими интересами ради нее, не любя эту женщину? Настоящий брак – это не амплуа, которое можно легко отбросить. Брак – это на всю жизнь. И вы все равно не смогли бы устроить свою жизнь таким образом, если ваш разум пытался забыть то, что сердце забыть отказывалось. Тем не менее, я не могу возлагать всю вину на вас. Ваша невеста и ее мать тоже виновны в случившемся. Страдания вашей невесты – лишь результат ее собственных грехов. Но я все же рад, что она признала их перед смертью, очистив свою душу. С другой стороны, ваша бывшая девушка в этой ситуации лишь невинная жертва обстоятельств. Итак, сын мой, вы понимаете, что ошибки - это бич человечества? Все совершают их, и никто не вправе полагать, что останется безнаказанным. Мы принимаем решение, как верные, так и ложные. Результатам верных решений мы радуемся, от ложных же страдаем. Но даже тогда мы должны идти дальше, оставив ошибки позади и простив себя за них. Да! Мы должны учиться на своих ошибках, но Бог дал нам жизнь не для того, чтобы мы прожили ее в горьких сожалениях. Какое право имели вы судить себя столь строго? Бог. В которого я верю, простил все наши грехи еще до нашего рождения, так как вы можете винить себя за них? Это и есть ересь! Идите вперед, только вперед и не оглядывайтесь на прошлые неудачи! Более того, я вижу возможности, позволяющие вам все исправить, и вы глупец, - простите мою прямоту, - если не воспользуетесь ими! - Хотел бы я разделять ваши взгляды, отче. Но для меня все потеряно! – упорствовал Терри, все еще угнетенный беседой со священником. - Вы просто не желаете раскрыть глаза! – горячо возразил старик. – Эта женщина свободна. Так чего же вы ждете, дитя, во имя Господа? - Но…. – пробормотал Терри. - Никаких но, сержант, - ответил Граубнер. – И не говорите мне, что не осмелитесь бороться хоть с тысячею врачей за вашу прекрасную леди, если вы не дрожите перед лицом куда более страшного врага. - Неужели вы правда думаете… - Сын мой, на войне и в любви… - слова отца Граубнера вдруг прервал крик, раздавшийся в темноте: - ОНИ ЗДЕСЬ!!! ВРАГ БЛИЗКО!! ВСЕМ ЗАНЯТЬ ПОЗИЦИИ! – кричал рядовой, бегая у окопов и передавая приказ. Мужчины встали и взглянули друг на друга, понимая, что наступил решающий момент. Терри протянул руку и Граубнер крепко пожал ее. - Спасибо за понимание, отче, - хрипло проговорил молодой человек. – Жаль, что мы не встретились раньше, - он замолчал и после короткой паузы добавил: - А на передовой у меня свидание, на которое я не могу не явиться, - с этими словами он выпустил руку Граубнера и побрел прочь. - ТЕРРЕНС! – закричал священник, впервые употребляя имя молодого человека, прежде чем тот исчез в сумраке окопа. Грандчестер остановился и медленно повернул голову, чтобы взглянуть на Граубнера. - Сражайся, чтобы остановить это безумие и умри, если потребуется, но не ищи смерти, пытаясь избежать битвы с жизнью. Помни: надежда умирает последней. Терри кивнул и отсалютовал священнику, подняв правую руку к голове. Потом он развернулся и ушел, не сказав ни слова. Утром 2 июня было объявлено, что в полевой госпиталь отправится новая бригада врачей. Флэмми Гамильтон должна была принять участие в операции. Кенди отчаянно искала свое имя в списках, но безрезультатно. Бригада должна была отправиться в Шато-Тьерри, где вот уже несколько дней находились американские войска. Не в состоянии рассуждать здраво, молодая женщина помчалась по коридорам больницы по направлению к кабинету директора. - Я хочу видеть майора Волларда, - бросила она секретарю в приемной. - Excusez-moi mademoiselle, Ms. Le Directeur ne peux pas la voir maintenant (извините, мадемуазель, но в данный момент директор занят), - ответил солдат в форме сержанта. - Я сказала, что хочу его видеть, и увижу! – ответила она, промчалась к двери и открыла ее прежде, чем сержант смог остановить ее. Воллард читал какие-то документы, когда в его кабинет ворвалась разъяренная девушка. Майор тут же узнал в ней Кенди. - Простите, что вошла без стука, сэр, - кивнув, извинилась Кенди, но я дол
1 2 3 4 5 Категория: Недавние фанфики \| Добавил: Микурочка (11.02.2010)
Просмотров: 968 \| Рейтинг: 4.0/4