Столкновение в вихре (глава 4)

ГЛАВА 4 На Западном фронте Путь в Ипр оказался холодным, мрачным и зловещим. Выехав из Парижа, Кенди собственными глазами увидела все то, о чем ей рассказывали пациенты. Северный пейзаж был пустынным и угрюмым. Заброшенные поля, огромные территории, опустошенные авиационными налетами, - места, где всегда слышались голоса крестьян, работающих под солнцем Па-де-Кале, были скованы тишиной. Большинство жителей были эвакуированы на юг и в центр страны, некоторые бежали из района боевых действий, пытаясь найти кров и защиту, но понимая, что жизнь уже не будет прежней. Созерцая через окно поезда эту картину, Кенди чувствовала боль и страдания всех этих людей. Но это было лишь начало. Приехав в Аррас, столицу Па-де-Кале на поезде, бригада врачей должна была продолжать путь грузовиком. Невдалеке проходила линия обороны, где немецкие и союзнические войска продолжали сражения. Некоторые участки железной дороги были повреждены, а остальные линии использовались для перевозки раненых в Париж. Медики вышли из поезда, очутившись в мрачных развалинах, бывших когда-то вокзалом. У них было три часа, прежде чем приедет грузовик. Поэтому у них было время осмотреть город, некогда такой прекрасный и полный жизни. Кенди попросила Жюльен пойти с ней. Внезапно к ним решила присоединиться Флэмми. Пройдя несколько шагов от вокзала, они увидели старинную дорогу, ведущую к маленькой площади. С того места, где они стояли, можно было рассмотреть развалины маленькой церкви. В крышу попал снаряд, и через дыру виднелась одна из фресок на потолке. Около церкви стояли шотландские солдаты, тихо переговариваясь между собой. Они уже привыкли к подобного рода картинам, но такое зрелище не могло не затронуть их душ. С начала войны Аррас уже трижды атаковали. В городе остались руины зданий, обломки деревянных домов, а на безмолвных пустынных улицах завывал осенний ветер, разнося эхо шагов. Из тумана выплыла темная расплывчатая фигура, и Кенди сощурила зеленые глаза, чтобы получше ее рассмотреть. Она увидела, что к ним приближается женщина. Женщина медленно шла по дороге, неся в руках бесформенный сверток. - Mesdemoiselles, - сказала она. - Ayez la bonte de me donner un peu d’argent pour nourrir mon enfant. Je vous prie. (Не будут ли молодые леди столь добры, чтобы дать немного денег для ребенка?) Кенди подошла ближе, закрывая промежуток между ними. Она заметила, что на женщине лишь жалкие лохмотья и она дрожит от холода. В ее руках находился неподвижный ребенок, и, бросив взгляд на серые щечки младенца, Кенди поняла, что он уже мертв. Женщина умоляюще глядела на девушку, пока та снимала плащ, чтобы дать его несчастной. - S’il vous plait, Mademoiselle (Пожалуйста, мисс), - снова проговорила она, устремив взгляд в туман. Кенди мягко обняла женщину, украдкой стирая со щеки слезу. Жюльен и Флэмми подошли ближе, не заметив мужчину, стоявшего неподалеку и молча наблюдавшего за происходящим. - Mesdemoiselles, - наконец, подал голос он, показываясь из тумана. Жюльен обернулась к нему, и они заговорили по-французски. Казалось, они говорил о женщине, прильнувшей к Кенди. Когда они закончили разговор, медсестра обернулась к подругам, а глаза ее были полны слез. - Он сказал, что ребенок умер два дня назад, - начала Жюльен. – Но она не выпускает его из рук. С того дня она помешалась. Это ее муж, и они ждут своего друга, который должен отвезти их на юг, к родственникам. - Скажи ему, что мой плащ может остаться у нее, - сказала Кенди, поддерживая женщину и помогая ей подойти к мужу. Человек благодарно склонил голову перед прекрасной незнакомкой, и они с несчастной женщиной, не понимающей, что происходит вокруг нее, пошли прочь. До станции женщины шли в полной тишине. Флэмми не произнесла ни слова, но взволнованный немигающий взгляд выдал опытному глазу Кенди ее чувства. «Он делает вид, будто все это не трогает ее, - размышляла она. – Но я знаю ее достаточно, чтобы понять, что произошедшее шокировало ее так же, как и нас с Жюльен. Этот ее взгляд… Помню, как она таким образом пыталась скрыть свое волнение перед экзаменами в школе. Ведь твое сердце не может не чувствовать всей трагичности событий, старушка Флэмми». Они присоединились к группе. Через час все были в грузовиках, которые везли врачей на передовую. Всю дорогу Жюльен не проронила ни слова, устремив взгляд в холодную ночную тьму. Кенди хотела приободрить ее, но понимала, что подруге хочется побыть наедине со своими мыслями, поэтому молча пыталась уснуть. Через несколько часов они должны были прибыть на место назначения. Вторая американская дивизия к концу ноября находилась неподалеку Камбре. Они еще не получила назначения и маялась без дела. У солдат был приказ начать учения и как можно лучше изучить местность. Хотя военные силы Америки были уже в сборе, пройдет еще несколько месяцев, прежде чем они смогут вступить в бой. Молодым солдатам было трудно вынести долгое ожидание, и они развлекались, как могли. Утром они были на тренировках, днем приводили в порядок лагерь. Целыми днями у них не было свободной минуты, а вот вечером… Вечером они могли отдохнуть от забот и вспомнить о доме и о семье. Некоторые сидели у костра, рассказывая друг другу забавные истории, играя в карты, пересказывая друг другу новости из дома, разговаривая на любимую мужскую темы: женщины. - Недавно я встретил настоящую красавицу, - рассказывал один из солдат, сидевших у огня. – К сожалению, у меня не было времени воспользоваться этим. Но как только мы вернемся… - Она будет замужем, и у нее будет трое детей, - поддразнил его второй рядовой. – Тебе лучше найти хорошенькую француженку. - Так и сделаю, - хихикнул первый. – Ни о чем больше я и думать не могу. Только вряд ли это произойдет скоро. - К концу войны мы вообще забудем, что такое женщина, - послышался третий голос. - А ты это знал? – раздался мужской голос, и все трое обернулись к молодому человеку, спокойно смотревшему на них. - Да уж, малыш, - хмыкнул первый солдат. – Ты уж точно этого не знал, - закончил они, и все разразились смехом. Солдат безмолвно наблюдал за товарищами. Его лицо было скрыто в темноте, а отблески костра таинственными тенями играли на его начищенных ботинках и сапфирами отражались в его глубоких глазах. Он беспечно сидел на поваленном стволе дерева, прислонившись спиной к ящику с боеприпасами. Хотя он, казалось, принимал участие в разговоре, но мысли его витали далеко, и нельзя было сказать, были они веселыми или печальными, ибо на лице его не отражалось никаких переживаний. Из палатки вышел человек. Одного его присутствия было достаточно, чтобы все солдаты, включая задумчивого молодого человека, вскочили и поприветствовали офицера. Капитану Дункану Джексону было около 40 лет, и его можно было узнать по квадратной челюсти и крупному носу. Разглядывая темными глазами своих подчиненных, капитан подмечал каждую деталь. Его внушительная фигура возвышалась над остальными, и всем было ясно, кто здесь главный. - Джентльмены, - начал он. – Лейтенант Харрис оказался неважным игроком в шахматы, и его стиль невозможно вынести. Признаюсь, мне надоело отражать его слабые атаки, - закончил он, по очереди заглядывая в глаза каждому солдату. – Поэтому, - продолжал он, - если вы считаете себя лучшими противниками, буду признателен, если вы уведомите меня об этом, - сухо проговорил он. Несколько мгновений рядовые изумленно переглядывались, не зная, что сказать. В мире, где так много значило положение, не бывало случаев, чтобы офицер держался с рядовым на равных. - Возможно, вам подойду я, - отозвался глубокий голос, и никто не мог понять, от кого он исходит, лишь потом осознав, что заговорил человек, стоявший в тени. Джексон с оттенком изумления уставился на него. - Не слишком ли много вы на себя берете, сержант? – спросил он, не в силах скрыть насмешливой улыбки. - Испытайте меня и увидите, - без тени колебания произнес молодой человек. - Надеюсь, вы не разочаруете меня, иначе отпуска вам не видать, - предупредил Джексон. Капитан замолчал и повернулся к палатке, сделав сержанту знак следовать за ним. - Мне казалось, он вообще нем как рыба, - заметил один из рядовых, когда Джексон и сержант вошли в палатку. – Я впервые слышал его голос. - Оказывается, ты ошибался. Он не только говорить умеет, но и в шахматы играть. И что с того? - ответил другой. – Как насчет партии в покер? – предложил он, и все четверо на несколько минут замолчали, погрузившись в игру. Как только молодой сержант вошел в палатку, его глаза заметили большую шахматную доску с изящными фигурками слоновой кости, сделанными вручную. Он сразу узнал руку индусских мастеров и понял, что капитан Дункан Джексон много путешествовал по всему миру. Ему пришлось это по душе, ведь таким образом, они могли поддерживать интересный разговор, играя в шахматы. Хотя ему не слишком хотелось говорить, но он с радостью выслушал бы другого. «В конце концов, это лучше, чем слушать всю ту ерунду снаружи, - сказал он себе. – А с другой стороны, все лучше, чем думать о своем». - Сигарету? – предложил пожилой человек, извлекая портсигар. - Спасибо, я не курю, сэр, - холодно ответил молодой человек. - Ладно, - ответил капитан, пожав плечами. – Но, надеюсь, вы не будете возражать, если я закурю. - Признаться, этот запах не слишком приятен, так как я и сам был заядлым курильщиком. Но ничего страшного, сэр, - небрежно отозвался сержант. - И как вам это удалось? – нахмурившись, с любопытством спросил Джексон. - Что, сэр? - Бросить курить. Глаза молодого человека на мгновение засияли странным светом, который исчез так быстро, что капитан не заметил его. Потом он покачал головой, словно пытаясь выбросить из головы непрошеную мысль, и просто ответил: - Наверное, у меня были дела поважнее, - закончил он, давая понять, что не хочет говорить на эту тему. Мужчины сели за стол и безмолвно начали игру. Как и ожидал сержант, капитан Джексон оказался разговорчивым человеком, и его не пришлось долго вовлекать в разговор. В основном он говорил о теперешнем положении армии, о возможных стратегических приемах, которое можно использовать в борьбе с врагом. Но по мере продолжения игры капитан умолкнул, сосредоточившись на доске, так как понял, что его противник не из слабых. Капитан проигрывал быстрее, чем мог предположить, а за молодым человеком нельзя было угнаться, словно в него сам черт вселился. - Скажите, сержант, - произнес Джексон, пытаясь отвлечь его внимание от игры. – Как вам живется в армии? Уверен, вы привыкли к другой жизни. - Справляюсь, сэр, - только и ответил сержант, делая следующий ход, который потряс капитана. «Какой странный акцент…» – подумал Джексон, увлекавшийся изучением языков. В юности он был так увлечен этим, что даже принялся изучать языковедение в Гарварде, но его отец, высокопоставленный чин в армии, перевел его в Уэст-Пойнт. Тем не менее, Дункан продолжал изучать языки, сосредоточившись главным образом на особенностях фонетики. У него была своеобразное увлечение вариациями английского языка, и он не без гордости признавался себе, что может узнать происхождение человека, стоит ему услышать его речь. «Он кажется… британцем? – продолжал размышлять Джексон. – Но в то же время в его речи проскальзывают американские обороты. Да, американец, но откуда? Попытаюсь выяснить, больше разговорив его». - Вы скучаете по дому, сержант? – снова поинтересовался капитан, делая ход. Слегка потирая левой рукой подбородок, молодой сержант взглянул в карие глаза капитана. На его лице застыло пустое выражение, значение которого невозможно было понять. Керосиновая лампа на столе освещала тонкие черты его лица. Его губы слегка изогнулись, привлекая внимание к прямому изящному носу. Густые темные ресницы скрывали его загадочные глаза. - Каждый человек ищет место, которое он мог бы назвать домом, сэр, - наконец, ответил он с ледяной холодностью, которая заставила капитана отшатнуться. – Но некоторые так его и не находят, - закончил он, делая неожиданный ход. Король Джексона был практически повержен. Пытаясь скрыть страх, Джексон уставился на доску. Нужно что-то предпринять или этот мальчишка победит. - Вы правы, - медленно ответил он, откинувшись на спинку стула. – Но я также не сомневаюсь, что для человека с вашей внешностью всегда есть место в сердцах женщин, - добавил он, делая отчаянную попытку отвлечь молодого человека. «Эта тема всегда интересна молодым людям», - подумал он. - Возможно, это звучит странно, но внешность не может обеспечить счастья… даже если оно и впрямь существует, сэр, – серьезно проговорил молодой сержант. Потом с оттенком удовлетворения в глубоких синих глазах – первой эмоцией, проскользнувшей за весь вечер, – он произнес: - Шах и мат, сэр. Фронтовой пейзаж был унылым и тусклым. С тех пор, как она находились в грузовике, не прекращался дождь. Из-за постоянных взрывов и ливня местность превратилась в настоящее болото. Поездка, которая должна была продолжать всего несколько часов, длилась вечность. К полуночи грузовик пересек границу и теперь находился на бельгийской территории. Вскоре послышались непрерывные звуки канонады. Они приближались к линии огня, где за маленькую деревушку вблизи Ипра сражались немецкие и британские войска. Внезапно Кенди проснулась от грохота пулеметов. Она поняла, что они почти на месте. На миг ее сердце сжалось от страха, но она тут же подавила это чувство огромной силой воли. «Я здесь, чтобы исполнит свой долг. И я не сдамся», - сказала она себе, застегивая пальто, которое она носила, отдав свой плащ женщине в Аррасе. Грузовик остановился около ряда белых палаток, которые из-за грязи и пыли приобрели серо-зеленый оттенок. Холодный полночный воздух наполнило множество голосов, а дождь все лил и лил. Когда бригада выбиралась из грузовика, к ней приблизился тяжело дышавший человек в белом халате, забрызганном кровью. - Хвала Господу, вы приехали! – с английским акцентом воскликнул пожилой врач. – Нам срочно нужна ваша помощь. Пожалуйста, два хирурга и четыре сестры, следуйте за мной, - выпалил он и устремился обратно к палаткам. Доктор Дювалль быстро отдавал распоряжения, поспешив за коллегой: - Жерар, Гамильтон, Одри, Буасенье и Смит идут со мной, - сказал он. – Остальные разгружают оборудование, - закончил доктор. Группа поспешила к палатке, на ходу снимая пальто и плащи и надевая халаты, которые лежали около палатки. То, что увидела Кенди в следующие минуты, еще долгое время не могло исчезнуть из ее памяти. Внутри стояло три ряда кроватей, а измученные доктора и медсестры в наихудших условиях проводили одну операцию за другой. На полу валялись грязные повязки и бинты, а старая раковина была заполнена красноватой водой. Помещение освещалось несколькими фонарями, которые держали сестры, одновременно подавая врачам инструменты. Отовсюду слышались ужасные крики. Время от времени раздавался отчаянный возглас доктора, пытавшегося спасти очередного пациента. - Эфир, где эфир, черт возьми? Как можно проводить операцию без анестезии? – слышался голос врача. На другом конце человек без ног издавал ужасные крики: - Убейте, меня, убейте! Я не могу терпеть эту боль! – умолял он. Кенди на мгновение застыла. Все, во что она верила, разбивалось под действием реальности. «Господи, - думала он. – Где же ты, Господи?» И ее внутренний голос безмолвно отвечал: « Я с тобой, и именно здесь твое место, здесь ты сможешь помочь». Большее Кенди не требовалось. Страх мгновенно исчез, и его место заняла безграничная уверенность и целеустремленность. Пять пуль около поджелудочной железы, две ампутации, два случая отравления горчичным газом, три сломанных ноги и четыре ожога, вызванных артиллерийскими взрывами. Время от времени Флэмми бросала взгляд на Кенди, ожидая заметить на ее лице следы усталости или отвращения, но девушка молча продолжала свою работу, сосредоточившись на пациентах. Только 3 ноября, когда обстрел поутих, Кенди и ее коллеги, измученные и усталые, отправились на 12-часовый отдых. Они проработали более 24 часов. Кенди села на стул около палатки, не обращая внимания на мелкий дождь. Ее вьющиеся локоны находились в полном беспорядке под сеткой, куда она обычно убирала их на время операций, а на плечи падали непослушные завитки, выбившиеся из-под чепчика. За все время она съела лишь несколько кусочков хлеба и выпила чашку чая. К ней неслышно подошла Флэмми и остановилась рядам. Ее глаза на мгновение закрылись, словно она безмолвно спорила с собой. - Я была не права, Кенди, - после долгого молчания спокойно заметила она. – Ты подходишь для нашей работы, - признала она, развернулась и исчезла в пелене утреннего дождя. Кенди не могла вымолвить ни слова, так ее удивил комплимент со стороны Флэмми. Ей бы показалось, что это сон, если бы не фигура Флэмми, различимая вдали. Но Кенди так устала, что у нее даже не было сил порадоваться этой маленькой победе над упрямицей. Только через три дня Кенди смогла наедине поговорить с Жюльен. Когда они приехали, все было настолько ужасно, что они оказались завалены работой. С тех пор, как они встретили в Аррасе ту несчастную женщину, Кенди беспокоило моральное состояние Жюльен. После этого случая ее поведение резко изменилось. Поздней ночью Кенди вошла в палатку, где жили еще 12 медсестер. Внутри на своей раскладушке сидела одна Жюльен. Ее взгляд не отрывался от медальона, который она сжимала в руках. Ее темно-каштановые волосы рассыпались по плечам. Ее янтарные глаза с непередаваемой смесью чувств смотрели на предмет в ее руках. Это была фотография мужчины лет тридцати с темными грустными глазами и открытой улыбкой. Мужа Жюльен. Кенди неслышно приблизилась к Жюльен, стараясь не нарушить ее мечтательности. Тут она заметила, что плечи женщины вздрагивают от сдерживаемых рыданий. Девушка села рядом и обняла Жюльен за плечи, как той ночью в Париже, когда Ив пытался поцеловать Кенди. Жюльен подняла заплаканные глаза, чтобы взглянуть на подругу. - О, Кенди, - наконец, вымолвила она. – После того вечера в Аррасе я не перестаю думать о моем муже, он ведь так хотел ребенка. - У вас будут дети, когда закончится эта глупая война, - попыталась успокоить ее Кенди. - Нет, Кенди, - рыдая, проговорила та. – Я… не могу иметь детей… и ничего с этим не поделаешь, - закончила она, окончательно разрыдавшись. Кенди не могла найти слов, которые заглушили бы столь глубокую боль. Хотя ей были известны такие случаи, ни с чем подобным она еще не сталкивалась. Было так больно видеть отчаяние супругов, которые не могли создать настоящую семью. Иногда за этим открытием следовал развод, что было так унизительно в то время и причиняло такие страдания. На минуту Кенди задумалась о себе. Сможет ли она когда-нибудь взять на руки собственное дитя? Она очень любила детей и страстно желала назвать одного из них своим. Но дети не появляются ниоткуда… «Хватит, Кенди, - приказала она себе. – Не время думать о себе, ты больше нужна Жюльен», - напомнила она. - Ничего, Жюли, - успокаивающе прошептала Кенди. – Я была сиротой, никогда не имевшей матери. И я всегда мечтала о таких родителях, как вы с мужем. Почему бы вам ни усыновить ребенка? - Жерар предлагал мне, - пробормотала Жюльен. – Но тогда я отказалась… А теперь… не знаю. - У тебя будет время подумать, Жюли, - нежно улыбнулась Кенди. Сейчас надо молиться, чтобы война поскорее закончилась. А потом, когда он вернется, вы снова подумаете об этом, но сейчас не надо грустить, или ты станешь такой бледной и измученной, что он тебя не узнает. Мне когда-то сказали, что мне больше к лицу смех, думаю, то же можно сказать тебе. - Спасибо, Кенди, - прошептала Жюльен, с признательностью обнимая девушку. А в голове Кенди всплыла другая мысль: «А у них уже есть ребенок?… Его ребенок… и ее, а не мой». Она так ненавидела себя за эти вспышки ревности. Войдя в большое здание, он снял фетровую шляпу, темное шерстяное пальто и черные кожаные перчатки. Вокруг стояла тишина, хотя в здании было людей. Он отбросил со лба рыжеватую прядь и с оттенком раздражения вздохнул. Здесь было трудно найти свободное место, ведь все готовились к экзаменам. В такое время в библиотеке всегда полно народу. Он краем глаза заметил, как кто-то проходит к выходу. Молодая женщина как раз уходила, и ее место освободилось. «Повезло», - отметил он, пробираясь к пустому стулу. Почти автоматически он взял с полки одну из книг и подошел к стулу. С обычной для него элегантностью и спокойствием он опустился на стул. Он расстегнул однобортный пиджак, под которым оказался шелковый жилет с желтоватыми и каштановыми узорами и безупречная белоснежная рубашка. Наряд довершали брюки, подходившие под пиджак и галстук, стоивший целое состояние. Он вынул из внутреннего кармана пиджака золотую ручку. Его светло-карие глаза сосредоточились на страницах книги, и время от времени он делал пометки на листе бумаги, который лежал перед ним. Прошло около двух часов, а он все продолжал пересматривать одну и ту же книгу – «Основы философии в конституции США». Его утомил мелкий шрифт и витиеватая манера автора. Казалось, изречения Аристотеля вдруг выпрыгнули из книги и закружились в его голове. Буквы расплывались перед его глазами, и в его воображении они ежесекундно менялись местами, образовывая женское имя, которое звучало в его голове. Он потер глаза и откинулся на спинку стула, сунув руку в карман рубашки. Вынул оттуда светло-розовый конверт и прижал его к губам. В его ноздри ударил нежный аромат роз, наполняя его душу терзаниями. «Ее запах», - мечтательно подумал он, не в состоянии контролировать свои мысли. Столько раз он пытался выбросить ее из головы, но его чувство было столь глубоко и искренне, что его не могло заглушить время. «Мне так ее не достает, - мысленно продолжал он. – Даже когда она была не со мной, меня тешило сознание того, что она рядом». Он открыл конверт, и запах роз еще больше опьянил его. «Каково это, - спросил себя он, - каково крепко обнять ее и зарыться лицом в эти золотые завитки… Господи! – воскликнул он. – Так я никогда не преодолею эту страсть». Он обратил медовые глаза на письмо и порадовался обращению: Дорогой Арчи, Это было всего лишь обычное обращение, которым обычно начинают письма, но он не мог не насладиться его звучанием. Ведь это было первое письмо, которое она написала только ему. Во время учебы в школе Св. Павла она обычно писала: «Мои дражайшие Стир и Арчи». А через год, когда она вернулась в Америку, они общались с ней лишь по письмам, которые она писала девочкам и в которых всегда было упоминание о них: «Передайте привет ребятам» или «Скажите Стиру и Арчи, что я думаю о них». «И я всегда о тебе думаю, Кенди, - сказал Арчи про себя. – А теперь, когда ты так далеко, мне не хватает твоей компании… И я так за тебя волнуюсь». Непроизвольно Арчи исписал пустой лист бумаги сплошными «К». Все эти годы он так старался забыть о ней. Он пытался перенести свои чувства на Энни. Ему даже удалось нежно полюбить ее, но его чувства к Кенди были иными. По словам Альберта, он должен скрывать их даже от самого себя. Но он понимал, что это бесполезно, что он никогда не перестанет думать о Кенди. Это было превыше его сил. Да, его чувства к Кенди были иными. Это была необузданная внутренняя страсть, которую не мог сдержать разум. В его безумных видениях он сотни раз обладал ею. Когда началось это безумие? Может быть, еще в Лондоне… «Эти безвозвратно ушедшие дни, - вспоминал он. – Хотя Стир ни за что не признался бы, он чувствовал к Кенди то же, что и я. Возможно, он задолго до меня смирился со своим поражением … Или он не хотел, чтобы мы стали соперниками… он всегда оберегал меня. Не знаю… у нас со Стиром язык не поворачивался говорить об этом. А затем появился он. Будь ты проклят, Терренс Грандчестер! В моей душе никогда не исчезнет ненависть к тебе. Я бы мог простить тебя за то, что ты похитил ее сердце, если бы ты сделал ее счастливой. Но ты лишь причинил ей боль. Когда ты порвал с ней, мне казалось, что я сойду с ума. Если бы я мог вот так просто бросить Энни и снова попытаться завоевать Кенди… но это бесполезно. Кенди отвергла бы меня еще и потому, что не могла причинить Энни боль. Я обречен любить благородную женщину, чья лучшая подруга любит меня». - Надеюсь, ты страдаешь еще больше меня, Терренс, - прошептал Арчи, словно произнося проклятие. – Уверен, страдаешь, ведь у меня, по крайней мере, есть ее дружба, а у тебя нет ничего, проклятый ублюдок! Арчи и не представлял, насколько верны его предположения. 10 ноября на фронт прибыли части Канадской армии, сумевшие, наконец, прорвать оборону немцев и пробившиеся в стан врага. Канадская пехота заняла деревню, от которой к тому времени остались лишь руины. Наступление союзников удалось, и немцев оттеснили на 5 миль. В противовес этой небольшой победе ставилось 250 000 жертв, которые унесло сражение. Так как в этой местности прекратились военные действия, то полевой госпиталь отозвали в другую часть фронта – в Камбре. Кенди и ее бригаду послали на новое место. В нескольких милях оттуда под прикрытием леса проходили учения Второй Американской дивизии, ожидавшей вступления в бои. Но до весны этого момента так и не представилось. Полевой госпиталь, где работала Кенди, находился лишь в нескольких милях от второй линии обороны. Чтобы защитить свои войска от непрерывной смертоносной канонады пулеметного огня и артиллерийских залпов, враги выстроили ряд окопов, в который день и ночь продолжалось дежурство. У противников было по меньшей мере по 4 основных траншеи, 6-8 футов глубиной. Если в одной из траншей оказывались пострадавшие, товарищи переносили их в резервную траншею через ходы сообщения, где ему оказывали первую помощь врачи и сестры милосердия. Позднее раненых отправляли в госпитали ближе к тылу. Но по мере продолжения боев раненых становилось все больше, и в резервной траншее требовалось все больше медиков. Эта работа была сопряжена с риском, ведь в любое время в резервную траншею мог прорваться враг. Битва при Камбре была одной из самых трудных и кровавых. 25 ноября бой разгорелся с новой силой, и в резервную траншею оправили новую бригаду врачей, среди которых были и наши герои: Морис Дювалль, Флэмми Гамильтон и Кендис Уайт Одри. Когда доктор Дювалль узнал, что в бригаду включили двух медсестер, в том числе и его «petite lapine», он принялся возражать против этого шага, так как обычно женщины не принимали участие в подобного рода операциях. К сожалению, его возражения не были приняты в расчет, потому что все мужчины уже работали на линии огня. А хирургических ассистентов требовалось все больше, и Гамильтон и Одри выбрали потому, что они были лучшими. Несмотря на огромную опасность, Кенди не ощутила ни малейшего страха, увидев свое имя в списке назначений на самую рискованную операцию в ее карьере. Она прижала руку к груди, где под хлопчатобумажной тканью находилось распятие, подаренное мисс Пони, когда девушка покидала Дом Пони. «Я в твоих руках, Господи, - молилась она. – Я последую за тобой. Не случайно со мной идет Флэмми». В 5 часов утра 25 ноября Кенди отправилась в резервную траншею, где британские солдаты оказывали врагу максимальное сопротивление. В утренней дымке солдатам показалось, что в их ад спустился ангел в голубоватой форме, белом переднике и металлическом шлеме. Но это была всего лишь молодая женщина из американской глубинки. - Мисс Пони, мисс Пони, - прошептала сестра Лин на ухо мисс Пони. - Мисс Пони, проснитесь! - Что случилось, сестра Лин? – пробормотала старушка, открывая глаза. – Что-то с детьми? - Нет, мисс Пони, - отвечала женщина. – Мы должны помолиться о Кенди! Она в опасности, - дрожащим голосом закончила она. Мисс Пони уже привыкла к предчувствиям, время от времени появляющихся у сестры Лин. Опыт показал, что они сбывались. Поэтому она не возражала, когда сестра Лин говорила, что надо помолиться за человека, который попал в беду. Наоборот, она с энтузиазмом принималась за молитвы, в какое бы время они не звучали. Мисс Пони поднялась с кресла-качалки и подошла к маленькому алтарю в комнате. Женщины преклонили колени перед распятием и начали тихо произносить слова молитвы. Только спустя годы они поймут, что толкнуло их на это. Пораженные мужчины не могли поверить своим глазам. Им казалось, что мир перевернулся, раз такое милое дитя рискует жизнью, выполняя эту работу. Но хотя им не хотелось подвергать Кенди риску, они не могли налюбоваться чудесным зрелищем, которое она собой представляла. Многие месяцами не видели женщин, поэтому доктор Дювалль не спускал с Кенди глаз, что очень напоминало поведение Альберта, будь он здесь. Старый доктор и не подозревал, что ему придется сделать, чтобы спасти жизнь этой девушки, которая так напоминала ему дочь. В окопе время тянулось ужасно медленно, к тому же каждую минуту прибывали новые раненые. По сравнению с теперешними условиями полевой госпиталь казался Кенди раем. В окопе было темно и неудобно. «Как можно зашить рану, находясь в полной темноте?» – недоумевала Кенди, но у нее не оставалось выбора, кроме как под взглядами британских солдат и крики раненых продолжать свою работу. Ночью 30-го ноября случилось несчастье: Кенди, Дювалль и Флэмми находились в одной из резервных траншей, когда из хода сообщения, тяжело дыша, появился солдат. - Пожалуйста, док, - хрипло проговорил он. – В окопе на линии огня произошел взрыв. Пятеро солдат оказались в ловушке. Среди них мой брат. Нам нужна ваша помощь. Доктор Дювалль на минуту задумался: было довольно опасно находиться в резервной траншее, не говоря уже о йодах сообщения, которые были еще ближе к линии огня. Ведь если с ним что-то произойдет, кто позаботится о Кенди и Флэмми?... К его спине прикоснулась маленькая рука. - Доктор, мы должны идти, - мягко заметила Кенди. - Я согласна с Кенди, ведь мы здесь, чтобы спасать жизнь людей, - подала голос Флэмми, впервые за много месяцев поддерживая девушку. – Мы идем с вами, доктор. Чувствуя, как ему передается храбрость женщин, доктор Дювалль взял инструменты и поспешил за солдатом, а за ним последовали обе молодые женщины. В окопе стояла жуткая тишина. Кенди слышала каждый удар своего сердца, которое бешено колотилось, когда она пыталась поспеть за Флэмми. В темном туннеле воцарилось безмолвие, нарушаемое их тихими шагами. Был виден лишь фонарь в руке доктора Дювалля. Они шли бесконечными коридорами, и с каждым шагом все отчетливее были слышны звуки, доносящиеся с передовой. Дювалль чувствовал, как в его мысли проникает безотчетная тревога: они слишком близко приблизились к линии огня. Когда они подошли к месту взрыва, то услышали громкие крики людей, звавших на помощь. Выжившие пытались вызволить раненых из-под обломков. Кенди заметила одного человека, лежащего на боку. Взрыв повредил его спину, и он не мог двигаться, лишь умоляя о помощи окровавленными губами. Приблизившись к нему, доктор Дювалль мгновенно понял, что здесь уже ничем нельзя помочь. Кенди заметила, что на мужчине надет килт. Он был шотландцем. Она опустилась радом с ним на колени и тихо прошептала ему на ухо: - Все будет хорошо, сэр. Мы с вами. Вы поправитесь, - она на минуту замолчала. Ей в голову пришла внезапная мысль: - Вы помните маленькую площадь в Эдинбурге? – спросила она, пытаясь наполнить последние минуты его жизни приятными воспоминаниями. - Вы бывали в Эдинбурге, мисс? – спросил мужчина, на минуту забывая о боли. - Да, сэр, - прошептала она. – Я провела там самое лучшее лето в моей жизни. - Я вам верю. Моя жена оттуда родом. С той площади открывается чудесный вид на окрестные горы, - сказал он, внезапно сотрясаясь в агонии. - Закройте глаза и подумайте о синем небе и зеленых лугах, - срывающимся голосом проговорила Кенди, чувствуя, как по щекам катятся слезы, и сжимая его руку в своих. - Я вижу… - пробормотал он. – Роза, моя Роза, - были его последние слова. Через мгновение он умер. При других обстоятельствах она бы осталась рядом с мертвым телом и произнесла молитву о спасении души, но сейчас ей пришлось молиться, одновременно помогая четверым раненым. Она могла оплакать его потом, а теперь надо было сосредоточиться на оказании помощи. - Не знал, что ты бывала в Шотландии, - заметил Дювалль, пытаясь остановить кровь, которая хлестала из ноги раненого. - Всего лишь однажды, - тихо пробормотала она. Оглушительные звуки взрывов слышались все ближе. Временами Кенди казалось, что ее уши не выдержат такой громкости. «Я никогда не забуду эту ночь», - внезапно подумалось ей, пока она перевязывала раны. В десяти метрах от нее Флэмми обрабатывала рану человека, потерявшего при взрыве левую руку. Брюнетка подняла голову, когда ночное небо осветилось ярким светом. Снова взрыв… окоп, казалось, перевернулся… она очутилась в грязи… боль в ноге… а потом тьма… Дювалль тоже увидел вспышку и подумал лишь о том, что рядом с ним находится беззащитный ребенок. Все произошло мгновенно, и, прежде чем Кенди смогла что-нибудь сказать, доктор упал на нее, отчаянно выкрикивая что-то по-французски. - Ложись!!! Кенди, ложись!! – смог выговорить он по-английски, прежде чем их обдало взрывной волной, раздавшейся всего в нескольких метрах. Кенди почувствовала, как ее прижало к земле под весом тела доктора. Через мгновение на Западном фронте воцарилась тишина. Мертвая тишина. Прошло время. Сколько? Она не знала, прошла ли секунда, минута или час, но, когда она осмелилась открыть глаза, то увидела лишь полную темноту, а в ушах отдавалась тишина. Потом она почувствовала, что на ней лежит что-то тяжелое. Она попыталась высвободиться, но оказалось, что она намертво прижата к земле. Было невозможно подняться. «О Боже, - подумала она. – Я в ловушке!» Но через несколько секунд она ощутила, как вес сдвинулся, и тут же услышала глубокий стон. Только теперь она осознала, что этот вес был доктором Дюваллем. - Доктор Дювалль! – отчаянно вскрикнула она, понимая, что произошло. – ДОКТОР ДЮВАЛЛЬ!!! – в тиши кричала она. - Petite Lapine, - раздался рядом с ней слабый голос. Кенди нервно пошевелилась, вслепую шаря руками по грязи, пока не нащупала ладонь доктора Дювалля. - Доктор Дювалль? - Да, дорогая, я здесь, но ненадолго… - хихикнув, пробормотал он. Кенди нашла фонарь и дрожащими руками зажгла его. При неровном свете она сумела разглядеть радом с собой пожилого человека. Из его спины хлестала кровь. За шесть месяцев, проведенных во Франции, Кенди довелось повидать множество ран, но вид доктора Дювалля, истекающего кровью посреди пустого окопа, потряс ее до глубины души. «Господи, он умирает! – безмолвно кричала она. – Умирает, потому что закрыл меня своим телом!» Тусклый свет помешал доктору Дюваллю увидеть ее бледность. Ей пришлось приложить все силы, чтобы сдержать слезы, готовые хлынуть из глаз. Она понимала, что этому прекрасному человеку недолго осталось жить на этой земле. И ей не хотелось провожать Мориса Дювалля, этого весельчака и шутника, горючими слезами. - Кенди, - слабым голосом промолвил он. – Сними с моей шеи цепочку. На ней обручальное кольцо моей жены. Пусть оно будет у тебя. - Доктор Дювалль, - пробормотала она. – Оно принадлежит вам. Когда мы выберемся отсюда, вы пожалеете, что отдали его мне, - как можно убедительнее продолжала она. Он с трудом рассмеялся: - Тебе говорили, что ты… ты никудышная лгунья, Petite Lapine? – спросил он. Кенди опустила глаза и печально улыбнулась. - Да, кажется, говорил… один человек, - пробормотала она. Глаза доктора сверкнули весельем. Даже перед лицом смерти он утратил чувства юмора. Но через мгновение он снова посерьезнел: - Petite Lapine, - начал он. – Внимательно выслушай, что я скажу. Скоро тебе придется выбираться отсюда… одной. Но прошу тебя, возьми это кольцо. Сохрани его как воспоминание обо мне, а когда ты будешь выходить замуж, пусть твой будущий муж наденет его на твой палец. - Я буду беречь ваш подарок, словно подарок родного отца, - наконец сказала она, снимая с цепочки золотое кольцо с бриллиантом. – Не уверена, выйду ли я замуж, но оно всегда будет со мной. - Надень его, дитя мое, чтобы не потерять, когда уйдешь отсюда. Кенди надела кольцо на
1 2 3 4 5 Категория: Недавние фанфики \| Добавил: Микурочка (11.02.2010)
Просмотров: 610 \| Рейтинг: 4.7/3