Столкновение в вихре (гл.14 ч.1)

ГЛАВА 14 Интриги, Ревность и Отвага Гам в доме был постоянный. А могло ли быть иначе, когда здесь жили двадцать детей в возрасте от трех до десяти? Но пожилая женщина привыкла к постоянному тарараму, и иногда она думала, что она уже не смогла бы без этого обойтись. Двадцать пять лет постоянного шума, бесконечных домашних приключений, невинного смеха и более тысячи и одной слезы, были лучшей частью ее жизни, и она ни секунды не сожалела о годах, проведенных в Доме Пони, ее доме. Она отложила ложку и оставила мясо потушиться некоторое время. В этом момент детская ручка потянула ее длинную юбку, и она увидела надувшееся личико с большими черными глазами. - Я должна буду это съесть? - спросила девчушка, не слишком обрадованная перспективой. - Да, должна, Андреа, - ответила пожилая женщина с материнской улыбкой. - Но я дам тебе большой кусок пирога на десерт, - обещала она, и лицо девочки засияло. - Я люблю Вас, Мисс Пони! - воскликнул ребенок, протягивая руки, в то время как старая леди взяла девочку в свои. Секундой позже Андреа запечатлела громкий поцелуй на щеке женщины, и леди не могла не вспомнить о другом ребенке, которого она вырастила в прошлом. Леди сжала девочку в руках, будто желая защитить ее от неведомой опасности. Как бы ей хотелось суметь удержать под своим заботливым крылышком каждого ребенка, которого она воспитала, но она знала, что все они должны были покинуть гнездо и, рано или поздно, встретиться лицом к лицу с миром. - Теперь иди на улицу и поиграй еще немного, пока обед будет готов, хорошо? - ласково скомандовала женщина, опуская ребенка на пол, и тот немедленно повиновался. Мисс Пони выключила огонь и поставила блюдо на кухонный стол, пока воспоминания наводняли ее разум. Воспоминания о девочке с кудрявыми белокурыми волосами и сверкающими зелеными глазами, которые сияли множеством огней, когда она смеялась; воспоминания об этой девчушке, впервые покинувшей Дом Пони, сдерживая слезы и отчаянно сражаясь, чтобы заставить себя улыбаться. Воспоминания о ребенке, который стал женщиной и был далеко-далеко, в другой стране, среди хаоса, делая то, что делала всю свою жизнь, отдавая себя другим с любовью и состраданием. Пожилая женщина не могла сдержать слез, поглядев на фотографию Кенди в военной форме, которая стояла на камине вместе со другими фотографиями дорогих детей Пони. Как бы она хотела защитить свою храбрую Кенди, как могла это сделать, когда та была маленькой, держа ее крошечное тело в своих теплых руках, напевая колыбельную, чтобы заставить ее уснуть. Старая леди вспомнила, что ее опасения за безопасность Кенди начались очень рано, когда шестилетняя девочка смело карабкалась на верхушки деревьев, и Мисс Пони сотни раз умирала от страха, что малышка ушибется, если упадет с дерева. Время шло, девочка выросла и покинула дом, чтобы встретиться с миром, который не однажды оставлял ее сердце разбитым. Как хотела Мисс Пони суметь избежать этой боли. Если б только это было в ее власти, чтобы Кенди была невредима, чтобы никто и ничто не могло когда-либо снова причинить ей боль... Но она знала, это было невозможно. - Прошло больше года, как мы видели нашу Кенди, Сестра Лин, - сказала она вслух, но из соседней комнаты не послышалось никакого ответа. - Сестра Лин? Сестра Лин? - снова позвала старая леди, но затем она поняла, что Сестры Лин не было в столовой, как она думала. Воспитательница вышла из кухни и по пути встретила маленького мальчика, выскакивающего в коридор. - Ты видел Сестру Лин, Брэндон? - спросила Мисс Пони. - Да, мадам, она в часовне, - ответил мальчик, и Мисс Пони отпустила его, а сама направилась в комнату, которую они использовали как часовню. Когда старая леди пришла, она увидела свою преданную соратницу на коленях перед алтарем, и Мисс Пони пришла в замешательство, потому что это не было обычным часом для молитв Сестры Лин, а она, разумеется, была женщиной укоренившихся привычек. Когда она подошла достаточно близко, леди, монахиню, освещало несколько свечей, пока ее губы повторяли молитву. - Что-нибудь случилось, Сестра Лин? - осмелилась прервать Мисс Пони. - Не сейчас, - начала объяснять монахиня, повернув голову к старой подруге. - Этим утром, когда я произнесла свои первые молитвы, я почувствовала, что настают черные дни, Мисс Пони. Я не знаю, когда или сколько они продлятся. Но я уверена, что мы должны молиться за наших взрослых детей и их друзей, - продолжала говорить женщина. - По этой причине я ставлю эти свечи. Две больших - за Кенди и мистера Грандчестера. - Им будет грозить опасность? - спросила Мисс Пони, осеняя себя крестным знамением. - Не знаю, Мисс Пони, но мы должны молиться за них, - сказала Сестра Лин серьезным тоном. - Эта за Энни, эта за мистера Корнуэлла, эти две за Тома и его невесту, а эта за мистера Одри. Для них всех настает время испытаний, - закончила женщина, тоже перекрестившись. - Мы не можем защитить их, Сестра Лин, и все же, на Господа уповаем, - прошептала Мисс Пони, и ее подруга согласно кивнула. Это было слишком много новых эмоций менее, чем за 24 часа, чтобы с ними справиться. Кенди перешла от боли до полного блаженства, а затем ее отослали назад к тоске и страху. И все же, когда отец Граубнер попрощался с ней у больничного входа, молодая женщина поняла, что она должна отставить свои чувства в сторону, чтобы четко исполнять свои обязанности. Все в больничных холлах, казалось, перевернулось с ног на голову. Медсестры и доктора бегали вверх и вниз, на пути были коробки с лекарствами и медицинским оборудованием, и множество носилок с ранеными, только что оставленные на полу, ожидающие своей очереди, чтобы их отнесли либо в палату, либо в операционную. Она тут же поняла, что случилось: только что прибыл новый поезд с ранеными. - Где, черт возьми, ты пропадала, Кенди? - возопил женский голос, который блондинка сразу узнала. - Тебе полагалось быть на дежурстве с семи часов! Могу я узнать, чем это принцесса занималась? - бушевала Флэмми. - Флэмми, мне очень жаль... Я... - начала Кенди, думая, как она объяснит подруге, что пережила в течение предыдущих часов. - Я думала, ты повзрослела, но... - Перестань, Флэмми! - вмешался третий женский голос с твердым, но примирительным тоном. Кенди повернула голову, чтобы увидеть янтарные глаза Жюльен, которые смотрели на нее понимающим взглядом. - Я уверена, что у Кенди была веская причина для ее непривычного отсутствия, - продолжала Жюльен, - но сейчас мы не можем терять время на объяснения. Пусть-ка лучше она прямо сейчас наденет свою униформу и начнет помогать нам. Ты так не думаешь, Флэмми? - и приблизившись к брюнетке помладше, Жюльен шепнула ей на ухо так, чтобы никто, кроме Флэмми, не мог услышать. - Помни, что ты здесь не только босс, но и подруга Кенди. Ты знаешь, что она не пренебрегла бы своей работой без должного основания. Выражение лица брюнетки сразу изменилось, стоило ей услышать последние слова. - Хорошо, Кенди, надевай форму. Мы поговорим об этом позже, - в конце концов, сказала Флэмми, обращаясь к блондинке. Три женщины разбежались в разных направлениях, а позади комнаты медсестер двое голубых глаз наблюдали за ними с расстроенным взглядом. Когда три медсестры исчезли в коридорах, та, кому принадлежали эти глаза, вышла на свет. Это была Нэнси. - Если бы на ее месте была я, - с горечью думала женщина, - Флэмми была бы куда строже... но с тех пор, как блондинка ее подруга... Эта глупая девчонка! Такая красивая и милая, что меня тошнит! Нэнси Торндайк, бывшая кошмаром для Терри во время его первых дней пребывания в больнице, не забыла оскорбления, нанесенного ей, когда все пациенты палаты A-12 потребовали заменить ее на Кенди. Женщина не сделала ни единого комментария по этому делу, но внутри себя хранила обиду, поджидая случая отомстить. Но ее неприятности не закончились, когда ее снова перевели в палату C-10. Когда пациенты той палаты поняли, что Нэнси назначили ухаживать за ними вместо Кенди, все они установили грубые отношения с сухой женщиной и с большим успехом усердно старались усложнить ей жизнь. У Нэнси было так много проблем, что Флэмми приняла меры, чтобы держать ее подальше от прямого внимания пациентов. Так что с этих пор почти месяц женщина занималась административной работой. В течение того времени она была назначена в архив больниц, где ее строгое чувство порядка наконец нашло свое применение. Однако, это не удовлетворяло Нэнси, ибо она все еще была обижена отказом своих пациентов, который считала профессиональным провалом. Во всех этих неприятностях Нэнси винила Кенди. - Она такая самонадеянная, потому что старшая медсестра - ее лучшая подруга, и доктор Бонно к ней неравнодушен... кто знает, возможно, они уже поладили, и поэтому он ей так покровительствует... Но на этот раз, Кендис Уайт, на этот раз ты потерпишь неудачу! - подумала она, прежде, чем направилась к офису Полковника Волара. Солнце стояло над обширным лесом Франции. Грохочущий рев по железной дороге нарушил спокойную тишину, поскольку поезд пересек лес своей вечной стремительной атакой. Несколько пассажиров ехали в вагонах весь день из Парижа, терпя постоянные задержки на каждой станции, на которой останавливались в течение поездки. Однако, с каждым новым поворотом железных колес они были ближе к месту назначения. Прибытие поезда в Верден было вопросом нескольких минут. Терренс испустил вздох, вспоминая, что в этот же самый час днем ранее он был в объятиях Кенди на мосту Святого Мишеля. Нежная и грустная улыбка появилась на его губах как отражение щедрого собрания чувств и ощущений, переполняющих его. Всего лишь восемь часов назад он еще был рядом с ней, и уже тосковал. Хотя на этот раз его тоска не была горестной, потому что с каждой минутой, отмеряемой часами, он знал, что конец войны приближался, и приближалось счастье, в возможность которого он когда-то не мог поверить. Этой простой мысли было достаточно, чтобы сделать его сильнее духом, несмотря на неизбежную опасность, с которой ему снова предстояло столкнуться. Для Терренса все возможные ужасы, которые могло принести новое сражение бледнели при свете, растекающемся по его душе. Чудо взаимной любви наполняло его рассудок букетом сладостных воспоминаний и ярких надежд. Особенный аромат окружил его сердце, и он чувствовал, как он наводнял его самую сущность. Не замечая сам, он открыто улыбался, а его пальцы гладили распятие, которое было у него в руке. Он чувствовал внутри такую радость, что ему хотелось кричать о своем счастье во все стороны, но он знал, что лучше сохранить свою радость только для себя, по крайней мере, на некоторое время. - О, Альберт! - затем подумал он. - Я бы хотел, чтобы ты был здесь. Я знаю, ты одобришь решение, которое мы приняли. В этот момент Терри решил, что Альберт - первый, кто заслуживает узнать новость, и он решил написать письмо своему другу, как только доберется до Вердена. 4-е сентября 1918 г. Дорогой друг, Пока я пишу тебе это письмо, я пытаюсь представить твое лицо, когда ты прочтешь новости в этих строчках. Если бы ты был другим человеком, ты бы, вероятно, разозлился на меня за то, что я только что сделал, но Альберт, которого я однажды встретил, ценит и уважает решения своих друзей, когда они законны. Я знаю, что ты не мог игнорировать причины, которые разлучили меня с Кенди в прошлом. Хотя, как я говорил в своем прошлом письме, эти поводы больше не существуют, пока моя любовь к Кенди еще живет во мне, даже глубже и сильнее, чем когда-либо прежде. Это бы мрачный период моего прошлого, когда я думал, что эта моя любовь была бесполезна, потому что полагал, что она больше не вознаградится. Так поразительно, как это могло прозвучать, я только что нашел неожиданную милость и впервые в своей жизни, решил ухватить счастье обеими руками и не больше не выпускать. Она любит меня! Этим все сказано! Она любит меня, и тогда моя вселенная обрела новое лицо! Пожалуйста, Альберт, прости меня за безумие, которое охватило мое сердце, когда я обнаружил, что то, что считал для себя безнадежно утерянным, все еще принадлежало мне. В тот момент я был так переполнен чувствами, что мог думать лишь о той радости, которую разделял вместе с Кенди, и без колебаний попросил ее выйти за меня замуж. Она согласилась, и мы поженились три дня назад. Это было решение, принятое впопыхах, потому что я снова уезжал на фронт, и теперь, когда я об этом думаю, то могу с гордостью сообщить тебе, что ничуть не сожалею об этом. Женитьба на Кенди - лучшая мысль, которая когда-либо приходила мне в голову. Хотя, я понимаю, что твоя семья предпочла бы сделать из этого события большую и роскошную церемонию, все же, мой дорогой друг, в тот момент любое соображение помимо нашей любви казалось бесполезным. Мы хотели быть вместе так, чтобы никто не мог заставить нас разлучиться снова. Сегодня я опять на фронте, в Вердене, но нить, которая связывает Кенди и меня - за пределами географических расстояний. Теперь мы только ждем, когда закончиться эта война так, чтобы мы могли вернуться домой и начать новую жизнь вместе. Я знаю, что ты заботился о благополучии Кенди с тех пор, как она была ребенком. Ты тот, кто был рядом с ней, несмотря ни на что, и теперь, когда она стала моей женой, я обещаю тебе, что посвящу свою жизнь заботе о ней с такой же преданностью. Ты всегда будешь занимать особое место в наших сердцах и нашем доме, дорогой друг. Я ни за что и никогда не забуду, что мы встретились потому, что однажды ты решил отослать ее в Англию. Я обязан тебе жизнью и надеждой. Я лишь желаю, чтобы ты смог найти такое же счастье и душевное равновесие, которое мы испытываем сейчас. Пожалуйста, дорогой Альберт, ты можешь сообщить об этом нашим близким друзьям, но все же удостоверься, что пресса об этом не пронюхает. Когда мы вернемся в Соединенные Штаты, я найду способ встретиться с ними и поведаю миру о своей радости, но сейчас нам лучше хранить это в тайне, поскольку мне не полагалось жениться, будучи новобранцем. Я знаю, что ты поймешь мои чувства. Будь здоров, мой друг, и продолжай бороться за осуществление своей мечты. Теперь я могу сказать, что иногда на этой Земле мечты сбываются. Искренне твой, Терренс Окончив чтение, Альберт глубоко вздохнул. В этот момент в его памяти вспыхнул старый и дорогой образ из его ранней жизни. На секунду он снова стал подростком, а Кенди - маленькой девочкой, смотревшей на него с удивленной гримаской и еще заплаканными глазами. Она была там, сидевшая в траве с ее невозможно кудрявыми волосами в двух хвостиках и большими зелеными омутами, красноватыми от недавнего плача, такая милая и очаровательная, словно шестилетний маленький херувим. - Ты кто... привидение или пришелец из космоса? - спросила она с некоторым испугом. А потом он попытался объяснить этой маленькой симпатяшке, что он человек, как и она, и что его странная одежда всего лишь шотландский костюм. Он заметил, что девочка была грустной, и постарался улучшить ей настроение, сыграв для нее на волынке. - Такой звук, как будто улитки ползают! - было ее комментарием после того, как она послушала шотландскую мелодию, который он играл для нее, и он только не мог не рассмеяться над забавным заявлением. - Малышка, ты выглядите намного лучше, когда улыбаешься! - пробормотал повзрослевший Альберт, складывая письмо обратно в конверт. - Кажется, наша Кенди уже не малышка, - подумал он и откинулся в кресло, - теперь она замужняя женщина... О, Кенди! С того дня на Холме Пони, мы проделали долгий путь вместе! Синие глаза Альберта засияли в восторге, вспоминая, как нервничал он, подписывая документы на удочерение восемью годами раньше. Тогда он спрашивал себя, сумеет ли он справиться с ответственностью заботы о девочке. С того дня он всегда беспокоился и задавался вопросом, правильно ли он поступает по отношению к ней, действительно ли решения, которые он принимал ради пользы Кенди, были лучшие для его протеже. Заботиться о ком-то особенно трудно, когда человек тебе небезразличен... Но теперь, когда она нашла свой собственный путь в объятиях человека, которого любила, Альберт почувствовал, что он удовлетворительно исполнил свой долг. - Я так счастлив за вас обоих, Кенди и Терри, - сказал он себе с радостью, но затем черная тень пересекла его прекрасные черты. - Но теперь... есть кое-кто, за кого мне следует беспокоиться... Как я скажу об этом Арчи? Персоналу больницы Святого Жака пришлось отработать двойное дежурство из-за нового прибытия раненых из Аррас, а потом пятая часть медсестер и докторов работала и третью смену, чтобы поддерживать работу больницы, пока другие взяли шестичасовой перерыв. После 36 часов продолжительной работы Кенди, Флэмми и Жюльен вернулись в свои комнаты, чтобы отдохнуть, в чем срочно нуждались. Молодая блондинка приняла душ и надела ночную сорочку, а Флэмми, в свою очередь, заняла ванную. Когда брюнетка вышла из душа, она вспомнила, что Кенди задолжала ей объяснение своего отсутствия. - Теперь я могу узнать, где ты была всю ночь? - пытливо спросила Флэмми, высушив полотенцем длинные каштановые волосы, но вскоре поняла, что ее соседка по комнате была уже в стране снов. - Может, ты и права, Кенди, - сказала Флэмми своей спящей подруге, забираясь в ситцевую пижаму. - Нам нужно немного поспать. Позже у нас будет время поговорить. Флэмми нырнула под простыни, и прежде, чем она заснула, она услышала, как блондинка прошептала имя. - О, нет! - устало вздохнула Флэмми. - Еще одна ночь: Терри то, Терри се, даже во сне! Боже, пощади меня! Могла бы она, по крайней мере, держать свой вечноговорящий рот закрытым, когда спит? - хихикнула Флэмми и выключила свет. Тихий стук в дверь возвестил о визите, которого уже ждала Кенди. Девушка встала и оделась, но Флэмми еще крепко спала. - Войдите, - почти шепотом сказала Кенди, и дверь неслышно открылась. Это была Жюльен. - Как вы, девочки, себя чувствуете этим утром? - спросила женщина постарше, закрывая за собой дверь и приближаясь к Кенди. - Я смотрю, наш бесстрашный лидер все еще спит как ангел, - прокомментировала она. - Она скоро проснется, вот увидишь, - улыбнулась Кенди, и Жюльен заметила новый свет на лице блондинки. - Ну, что ж, девушка. Ты можешь рассказать Флэмми целую историю, когда она проснется, но со мной ты поделишься прямо сейчас. Жду-не дождусь! - хихикнула женщина с игривой искоркой в янтарных глазах. - О, Жюли! - вот и все, что могла вымолвить Кенди, прежде чем ее щеки покрылись прелестным румянцем. - Я не знаю, как начать, - сказала она, хватаясь руками за лицо. - У тебя все на лице написано, - улыбнулась Жюльен, пригласив подругу присесть на кровать для продолжения беседы. - Когда ты не вернулась вечером, наша бедная Флэмми ужасно за тебя беспокоилась, но я знала, что волноваться было не о чем, потому что ты была с ним, - возбужденно объяснила женщина. - Я не знаю, что со мной произошло... Я просто не подумала, что вы, девочки, могли беспокоиться... - сказала блондинка, не в силах найти оправдания. - Даже и не пытайся извиняться, Кенди, - усмехнулась развеселившаяся Жюльен. - Влюбленной парочке, которой грозит разлука, не обязательно приносить извинения за то, что они забыли обо всех остальных. Но скажи мне, было все, что ты ожидала? - умышленно спросила женщина. - Больше, чем я могла мечтать, он... - она немного колебалась, - он попросил меня выйти за него замуж! - Это самое меньшее, что он мог бы сделать, этот упрямец, - прокомментировала хихикающая Жюльен. - Но это не все! - блондинка продолжала отчаянно краснеть. - Мы на самом деле поженились! - Что-о вы сделали?!!! - воскликнул третий женский голос, исходящий от другой кровати, изумляя Кенди и Жюльен. - Вы двое с ума сошли или как? Это незаконно... он... он же служит в Армии! - проговорила ошеломленная Флэмми, сидя на постели. - А ты подслушивала, притворяясь спящей! - пошутила Жюльен, весьма позабавленная видом молодой брюнетки со спутавшимися волосами и шоком, отразившемся на ее лице. - Брось, Флэмми, не дуйся. Они влюблены, и им этого не запретишь. Ты бы предпочла, чтобы наша Кенди провела вечер с мужчиной, не будучи замужем? - Конечно, нет, но... - пыталась спорить брюнетка, но затем она припомнила ангельское выражение лица Кенди, когда та спала прошлым вечером, так изумительно спокойно, как никогда раньше, и в этот момент она поняла причину этого нового счастья подруги. - Что ж... не смотри на меня так, Жюльен! - возразила Флэмми. - Я полагаю, что должна поздравить тебя, Кенди, - сдалась молодая женщина, вставая с постели, чтобы обнять блондинку. - Мы обе должны! - добавила Жюльен, присоединяясь к подругам, и по прошествии начальной эйфории две брюнетки уселись рядом с блондинкой: Жюльен задавала вопросы, вгонявшие Кенди в краску, а Флэмми хоть и была шокирована, но не настолько, чтобы потерять интерес к разговору. - Ты понимаешь, что это может означать? - спросила Жюльен, по-матерински держа руки Кенди. - Ты могла забеременеть в этот самый момент! Ты подумала об этом? - говорила женщина постарше с лучистой улыбкой. - Ты так думаешь? - удивилась Кенди, расширивая огромные глаза, и инстинктивно приложила руку к животу. - Ну, технически это возможно, вы, девушки, это знаете. Но мы должны подождать пару месяцев, прежде чем осмеливаться предполагать, - было авторитетным комментарием Флэмми, но Кенди ее не слушала, потому что ее разум был уже слишком переполнен сладкой возможностью зачатия ребенка Терренса внутри нее. В течение лет, которые казались столетиями, она оставила сокровенную мечту о создании семьи с Терри, и все же, вдруг мечта могла стать изумительной реальностью. Она была так счастлива от этой мысли, что не подумала о том, что в середине войны и вдалеке от дома беременность могла бы принести больше проблем, чем радости. Однако, в этот миг ничто не могло омрачить блаженства Кенди. Моя любимая Кенди, 3-ье сентября, 1918г. Прошел день с тех пор, как я покинул Париж, и это уже кажется столетием без тебя в моих объятиях. Я без проблем вечером добрался до Вердена, и теперь я вновь со своим взводом. Похоже, мы нескоро увидим какие-либо действия, и поскольку немцы отступают в разных пунктах на границе, возможно, что война может закончиться раньше, чем мы столкнемся с настоящим сражением. Пожалуйста, мой милый ангел, не волнуйся за меня. Обещаю, что буду в полном порядке, и я намерен сдержать свое слово... 4-ое сентября ...Эта тоска по тебе все еще глубока, но она уже другая, моя любовь. В то время, как в прошлом память о тебе была драгоценной раной в моем сердце, которая кровоточила каждый раз, когда я дышал, то теперь, зная, что твоя любовь принадлежит мне, зная, что мы предаться этой любви, мысли о тебе - это радость, исцеляющая мою душу и дающая мне силу, чтобы жить... 5-ое сентября ... Вечером, пока я на дежурстве, и до меня доносится порывистый грохот далеких взрывов, время от времени я закрываю глаза, чтобы увидеть твою нежную улыбку, и в этот момент я знаю, что, несмотря на окружающую меня темноту, я самый счастливый человек в этом мире. Если раньше я страдал от боли, или чувствовал себя одиноким, или подвергался тяжелым испытаниям, то теперь я позабыл о них. Но сегодня я думаю скорее о будущем, понимаешь, и привыкаю строить планы для нас обоих. Прошло так много времени с тех пор, как был вынужден бросить мечтать о нашем совместном будущем, что я чувствую, будто это был другой человек. Я пытался смириться с мыслью, что в моя личная пьеса будет только обо «мне» одном до конца жизни, которая не сулила блестящих перспектив. Однако, теперь я пробуждаюсь и думаю о «нас» и удивляю себя этим замечательным чувством, что люди называют надеждой. 6-ое сентября ...Ты уже однажды встречалась с этим парнем, Капитаном Джексоном. Он самый забавный тип, которого я когда-либо знал. По причине, которую я не совсем понимаю, у него есть своего рода навязчивая идея исследования народной речи. Он притворяется, что узнает о прошлом людей, только слушая их разговор. Я предоставил ему своего рода испытание, играя с ним и запутывая его своим акцентом. Который был, пока я не увидел тебя снова, и по твоей вине потерял концентрацию и забыл о Джексоне. Но кто обвинит меня в этом? Как я мог бы думать о другом, когда так внезапно появилась ты, вскружив мне голову смесью радости и боли? Теперь, когда я вернулся, этот Джексон проявляет любопытство, потому что заметил во мне что-то новое, только не может выяснить, что это... А это ты! Ты, которая сделала меня другим человеком. Ты, которая возродила меня, чтобы увидеть мир в новом свете. Ты, которая внесла новое значение моей жизни. 7-ое сентября ... Когда я думал, что потерял тебя навсегда, я привык играть с фантазией, несбыточной, как думал раньше. Я мечтал, что ты была моей, по крайней мере, ночью, и каждый раз, когда я просыпался от этой соблазнительной мечты, я привык думать, что иметь такую милость, по крайней мере, однажды было бы достаточно для моего сердца... Однако, теперь я знаю, как был неправ. Я только что обнаружил, что мое сердце безнадежно алчно, когда оно добирается до твоих ласк. Я жажду ощутить вкус твоих губ и тепло твоего беспокойного тела. Одной страстной ночи с тобой недостаточно. Я ужасно хочу тебя, и ты нужна мне рядом до конца моей жизни и дольше. Я тоскую по тебе, Кенди. 8-ое сентября ... О Кенди! Сегодня я проснулся в плохом настроении! Мне хотелось подраться с каждым человеком, который стоял на моем пути, но я не понимал причины. Так что в свободное время я поискал уединенное место и немного поиграл на гармошке. Это весьма мне помогло привести в порядок свои мысли, и через некоторое время я сделал вывод о том, что со мной происходит. Я ревновал, вот и все, что беспокоило меня. Я знаю, что это глупо, но я просто не могу не ревновать к каждому, кто имеет честь быть рядом с тобой. Я ревную к тому, кто может видеть зеленые луга твоих глаз, пока я вдали от тебя. Я безумно ревную к каждому пациенту, о котором ты заботишься в этот момент, и мой безумный рассудок ревнует ко времени, которое ты проводишь не со мной, и одежде, которая ласкает твое тело, и мыслям, которые занимают тебя, но где нет меня. Будешь ли ты еще любить меня, будучи невменяемой, как и я? Пожалуйста, не упрекай меня за мое чувство собственности. Более чем однажды я отказывался от тебя из-за обстоятельств, и теперь, когда ты моя, я просто не могу тебя отпустить. Я хочу, чтобы ты была со мной и только со мной. Но не волнуйся, я не буду твоим тюремщиком, я обещаю, что у тебя всегда будет свобода, какая ты пожелаешь. Скорее, это я заключенный в тюрьму твоей любви, и нет для меня другой радости, кроме мысли о тебе. Прости мое безумие. Я просто безумно в тебя влюблен. 9-ое сентября Любить тебя без всякой надежды было настоящим адом. Представлять, что ты была жена кого-то еще, было самым страшным мучением, которому я когда-либо подвергался. Думать, что ты могла держать на меня обиду, было еще хуже. Но возможно самой болезненной горестью была мысль, что я никогда не увижу тебя снова, никогда не услышу твой голос, произносящий мое имя, никогда не возьму твои руки в свои или схвачу в свои объятия со всей той страстью, которую я хранил лишь для тебя. Ты чувствовала ту же боль, когда, как и я, думала, что наша любовь умерла? Поэтому ничто, с чем я сейчас мог столкнуться лицом к лицу, не может сравниться с этим страданием. Я сейчас так счастлив в этой узкой траншее, где пишу эти строки, что если бы кто-нибудь смог прямо сейчас заглянуть в мое сердце, он бы подумал, что я схожу с ума. Как может у меня быть внутри столько света, когда все вокруг погружено во тьму? Это не я, любимая, это костер твоей любви во мне, освещающий мое сердце. И все же, моя радость не может быть полной, пока тебя нет рядом со мной. Ты нужна мне, и иногда я прихожу в отчаяние от этой безумной войны, если б она вдруг закончилась, чтобы мы оба могли вернуться домой... к нам домой. Мы только что получили приказ на мобилизацию. Возможно, что мы встретимся с врагом в близлежащем месте, на юге. Однако, это только слухи, потому что в армии каждый пустяк кажется главная военной тайной, и большинство времени мы получаем окончательные распоряжения в последний момент. По этой причине я теперь посылаю тебе все эти письма, воспользовавшись преимуществом первого грузовика с почтой, который уезжает из лагеря с тех пор, как я сюда прибыл. Я надеюсь, ты скоро получишь мои послания. Я только что получил два твоих письма и ношу их у сердца вместе с твоим крестиком. Я читаю и перечитываю твои нежные слова и представляю твои любимые глаза, мой ангел. Как я хочу увидеть свой образ, отражающийся в этих зеленых зеркалах. Пожалуйста, моя дорогая жена - клянусь Святым Джорджем! Как чудесно называть тебя так - береги себя и не волнуйся за меня. Я в руках Божьих, и я уверен, что он сохранит мою жизнь, чтобы сделать тебя счастливой. Неистово твой, Терри 5-ое сентября Моя любовь, Есть кое-что, что у меня не было времени сказать тебе. Это лето с солнечными днями, которое уходит, пока я пишу тебе, было таким, каким я давно не наслаждалась. С тех пор, как я уехала из Нью-Йорка, холод той ночи накрыла мое сердце, храня заледеневшим даже летом. Ничто не могло бы меня согреть... только ты, твоя улыбка, взгляд твоих глаз, твои руки... Глубоко внутри я это знала, но усердно пыталась все это отрицать. Теперь мне не нужно скрывать своих чувств. Даже если ты далеко, я все еще чувствую тепло и безопасность, ибо знаю, что твое сердце со мной, и память о каждой ласке, которую мы разделили, хранит во мне согревающее пламя. Однако, само собой разумеется, как сильно я скучаю по тебе. Я тоскую по твоим словам в моих ушах, твоих шутках, твоем смехе и даже твоей злости, и, должна еще признаться, что мне не хватает нашего сокровенного мира, который мы вместе создали нашей первой ночью. Ты так нужен моему телу и душе, любимый мой. День, когда ты уехал, был таким трудным! У нас было много работы, но даже среди многочисленных дел я не могла перестать думать о тебе. Чувствовал ли ты, как мои мысли целовали твои виски? Ты слышал мою душу, зовущую твою тем вечером, когда я ложилась спать? О, Терри! Я буду считать и дни, и часы, и секунды, пока снова не вижу тебя. Пока проходят дни, я мечтаю о нашем совместном будущем, и перспектива кажется такой чудесной, что я едва могу поверить этому, и все же, я должна убедиться, что я твоя жена. Когда я читаю новости о победах Союзников, я понимаю, что скоро я буду с тобой. Тогда я погружаюсь в мечты, представляя тысячу способов заставить тебя улыбнуться. Я сохраню все эти идеи, чтобы использовать их в следующий раз, когда увижу тебя. А пока, думай обо мне столько, сколько я думаю о тебе. Со всей моей любовью, Твоя Кенди. P.S. Я не забыла написать, что я люблю тебя? Первый холодный порыв сентября мел сухие листья по саду Одри, заставляя их летать грациозной вьюгой и унося их прочь от деревьев, где они родились. Стук лошадиных копыт слышался издалека, мчась по необъятному имению. Ритмичный скач стал громче, поскольку лошадь, наконец, заметно спускалась с холма. Одетый в черный костюм для верховой езды и кожаные ботинки светловолосый мужчина сидел верхом на арабском жеребце, пересекающем луга. Его блестящие волосы летели с ветром, переплетенные со свободным шелковым шарфом, повязанным вокруг шеи. Его голубые глаза горели едва сдерживаемым гневом и негодованием. Лошадь дошла до конюшен, и светловолосый всадник натянул поводья, чтобы замедлить шаг животного, пока не заставлял его остановиться. Конюх подбежал помочь своему хозяину, и минутой позже молодой человек в черном медленно шел к особняку, а его обеспокоенный разум атаковал вихрь возбужденных мыслей. - Линчевание! - повторял себе Альберт. - Как это могло быть возможным! Здесь, в Иллинойсе! В Америке, так называемой, земле свободы и надежды! Как низко пасть нас может заставить насилие и нетерпимость! Молодой человек вошел в свою спальню и быстрыми движениями начал снимать одежду. Он энергично встряхнул золотыми прядями, входя в ванную, где его уже ожидала ванна, заполненная теплой водой. Горячая ванна после долгой прогулки верхом всегда имела успокаивающее воздействие на его настроение. Тем не менее, в этот день его негодование было так сильно, что ему не удавалось найти обычное облегчение, даже когда его поджарые мышцы погрузились в теплую воду. Этим утром Альберт прочитал в газетах, что группа экстремистов правого крыла линчевала немецкого иммигранта на юге штата Иллинойс, потому что предположительно он был против участия Соединенных Штатов в войне. Новости были последней каплей для молодого миллионера, который с негодованием следил за растущими репрессиями правительства в течение военного времени. Из-за исторического момента администрация Президента Вильсона создала различные учреждения, которые контролировали промышленную продукцию и управляли экономикой, чтобы позволить себе военные расходы. С другой стороны, правительство также пыталось создать единое общественное мнение путем массовой рекламной кампанией, которая призывала граждан поддержать армию США, и разработкой законов и ограничений, которые вырезали и наказывали любой знак разногласия с постановлениями правительства. Принимая во внимание, что Вильсон преуспел в управлении экономикой страны и добился неплохих результатов, свобода народа подвергалась серьезной угрозе его Законами Саботажа и Враждебной агитации. Но откровенное противостояние войне не было единственной идея, подвергнутой цензуре. С начала Российской революции центральные и правые крылья США боялись разрастания коммунизма в Америке, так что социалистическая партия и ее сторонники были также подвергнуты репрессиям. Вообще, любой вид публичных разногласий с политикой правительства строго наказывался тюрьмой, а людей поощряли доносить на соседей и знакомых, если они проявляли признаки враждебной агитации. Пресса была вынуждена публиковать только те новости, которые подтверждали успех Союзников и героические дела Американского Экспедиционного Корпуса. Такие меры пробудили старые этнические обиды и крайние националистические тенденции. Немецких, ирландских и еврейских иммигрантов оскорбляли, увольняли и открыто дискредитировали. Дискриминация стала своего рода законной практикой из-за войны и спасения нации. Вольнодумие также осуждалось в интеллектуальных кругах. Студенты в университетах должны были быть осторожны с идеями, с которыми они соглашались, если не хотели быть исключенными. Лидер гуманистов Юджин В. Дебс, человек, которым Альберт восхищался, был недавно посажен в тюрьму из-за своих идей на 10 лет, и что ухудшало дело, этим утром в новостях рассказали историю линчевания. Альберта, человека, верящего в свободу идей и ненасильственных методов, крайне расстроили недавние события. Он был убежден, что правительство, которое не желает слышать мнение своего народа, когда оно не соответствует официальным постановлениям, обречено на неудачу. Кроме того, он также боялся, что даже экономических мер, принятых Вильсоном, будет недостаточно, чтобы избежать экономического краха, который рано или поздно принесет война. Альберт был уверен, что худшее еще впереди, в последующие годы после окончания войны. - Этот конфликт принесет ужасную экономическую прожорливость, - думал он, играя со скользким мылом в руках. - Когда борьба закончится, Союзнические страны попытаются заставить Центральные силы возместить их военные расходы, у них будет недостаточно денег, чтобы оплатить их долги и затем понадобятся международные ссуды... А откуда возьмутся эти деньги? - мысленно задался он вопросом и смог найти единственный ответ. - От нас, конечно, американских банкиров! Это может показаться весьма заманчивым бизнесом... Хотя, в конечном счете, это может стать опасной авантюрой... Я должен предупредить об этом Арчи перед тем, как оставлю семейный бизнес в его руках. Эта последняя мысль заставила Альберта на некоторое время забыть о своих социальных и политических волнениях и в то же время напомнила ему о семейном деле, с которым он очень скоро должен был столкнуться. Фактически, он принял решение, чтобы встретиться с проблемой в этот же день. - Арчи, Арчи! - сказал себе Альберт. - Не хочу видеть твоего лица, когда я сообщу тебе новости! - И с этой
1 2 3 4 5 Категория: Недавние фанфики \| Добавил: Микурочка (11.02.2010)
Просмотров: 643 \| Рейтинг: 5.0/1