Столкновение в вихре (гл.12 ч.2)

"Посмотри. Это самый древний цвет Мира. Оттенок Неба и Воды..." Спокойный шепот Терри принес мне ветерок, Что только что пронесся. Мы долго смотрим в одну и ту же сторону, Вместо того, чтоб смотреть друг на друга. Может, он не говорил ни слова, Но я услышала мечту, словно звук безмятежной ноты. "Взгляни, Кенди. Это оттенок Неба и Воды, Самый древний в Мире цвет..." - Киоко Мизуки Улочки рядом с рекой Сена называется "набережные", и все они составляют длинный бульвар, разбитый мостами, которые соединяют два берега. Когда лодка завершила плавание, она оставила пассажиров на Набережной Августин, и молодая пара шла по этой авеню, пока не дошли до моста Святого Мишеля, который соединяет Латинский квартал с "Островом цен". Было тридцать минут шестого, и постепенно цвета заката начинали окрашивать горизонт. Терри и Кенди смотрели на реку, опираясь на каменные перила моста. В нескольких метрах от них уличный музыкант начал играть на своем инструменте за несколько монет, пока его дочурка играла с мячом около него. Кенди глядела на небо, когда она ощутила, что большой красный мяч ударился о ее ноги. Молодая женщина повернулась, чтобы посмотреть, что случилось, и она встретилась с парой необычайно больших черных глаз, которые смотрели на нее с наивным любопытством. Кенди наклонилась и присела на корточки, беря мяч в руки. - C'est toi? [Это твой?] - спросил Кенди с одной из ее ослепительных улыбок. - Oui, - подтвердила девчушка лет трех-четырех. Кенди протянула руки к ребенку, чтобы отдать ей мяч, и не могла удержаться от естественного искушения коснуться мягких щечек. Глазищи ребенка взирали на ее с испуганным восторгом, как если бы они увидели неземное видение. - Comment tu t'appelles? [Как тебя зовут?] - спросила Кенди, движимая материнским импульсом. - Жанина... - сказала девочка, удивительно хорошо выговаривая слоги. С искренней доверчивостью, присущей лишь маленьким детям, девочка потянула за один из белокурых локонов Кенди и весело улыбнулась, когда заметила, что кудряшки снова завились, когда она отпустила их. Так Кенди поняла, что девочка была изумлена ее волосами, которые она нашла особенно забавными. Обе, девочка и женщина, хихикнули, развеселенные обоюдным открытием. - Я уверен, что она будет нежной и любящей матерью, - думал Терри, молча созерцавший сцену. - Хотел бы я, чтобы ее дети были также и моими. - Жанина! Жанина! - позвал мужчина с органом, и девочка немедленно убежала к отцу. Кенди встала, глядя, как уходила малышка, держа отца за руку. Прежде, чем она полностью исчезла за изгибом моста, ребенок повернулся и помахал рукой Кенди. Блондинка с улыбкой помахала в ответ. - Она симпатичная, - прокомментировала Кенди, когда девчушка скрылась из виду. Терри ответил только легкой улыбкой и продолжал смотреть в горизонт. Долгое время они оба хранили молчание, пока закат продолжал окрашивать свое ежедневный шедевр. Тем не менее, очевидное спокойствие на лице молодого человека было только маской, скрывающей его возбужденные мысли. Существовал вопрос, который болел у него в сердце, и он знал, что он исчерпал запас времени,.. если он собирался спрашивать, вопрос должен был быть изложен немедля. - Знаешь, Кенди, - начал он с колотящимся сердцем. - Да, Терри, - отозвалась она. - Я по-своему сожалею, что я вышел из больницы, не повидав последний раз Бонно. Боюсь, что я не смог поблагодарить его как положено, - искренне прокомментировал Терри... Что ж, он наконец упомянул имя своего соперника... теперь дело зависело только от удачи. - Ив больше не в Париже, - грустно ответила Кенди, - его послали на Север в тот самый день, когда ты вышел из больницы. - О, правда? - спросил Терри, ошеломленный новостью. - И... я полагаю, ты из-за этого не очень счастлива, - предположил он, задетый обеспокоенным лицом Кенди, когда она упомянула про отъезд Ива. Последние слова медленными волнами откликались в ушах Кенди. Она поняла, что вопрос Терри затрагивал больше чем он хотел позволить увидеть… Но… Что ей полагалось ответить? - Меня не делает счастливой то, что друг рискует своей жизнью на фронте, - сказала она, в конце концов, не знаю, правильные ли подобрала слова. - Наверное, ты..., будешь скучать по нему, - осмелился он спросить. - Ну... - она чуть колебалась, - да... - и притихла. Она упрекнула себя за неспособность закончить предложение, которое додумала, - не так сильно, как по тебе, Терри, - но почему-то слова застряли в горле. Они вновь умолкли. Женщина, сожалеющая о недостатке храбрости; мужчина, начинающий думать, что он все-таки побежден французским врачом. Наступало время, когда огни заката достигли пика своей красоты в оргии цвета и блеска, и последние лучи солнца таяли с первыми мерцающими лучами вечерней звезды. Души Кенди и Терри были очарованы волшебством момента. Их взгляды затерялись на синей глади реки, которая, казалось, встречалась с синим фоном в небе в далекой точке на горизонте. Это был самый старинный цвет мироздания, окрашивающий Париж в радужные тона благодаря величайшему художнику - вселенной. - Красиво... самый древний цвет мира... просто красиво, - подумала она, и в этот момент ее мысленные слова пробежали по невидимой нити, что объединяла ее собственное сердце с сердцем Терри. - Да, это удивительно красиво, - вслух ответил он, и секунду спустя оба с удивленным испугом посмотрели друг на друга. Они ничего не говорили, но поняли, что в этот миг они снова, третий раз в жизни, ощутили ту таинственную связь, которая объединила их бессмертной силой. На одном дыхании щедрое собрание дорогих образов отобразилось в памяти Терри. Он снова увидел «Королеву Мэри» в туманной ночи и свет двух зеленых изумрудов, глядевших на него с добротой, которую он никогда не видел прежде в незнакомце. Он помнил каждую тайную встречу, которую обычно сознательно искал в течение своих школьных дней. Он снова пережил моменты того жизнерадостного лета и снова чувствовал сладостное тепло объятий Кенди. Он испытал тоску, повторные разлуки, чувство полной потери и огромную боль сожалений. Он еще раз ощутил горько-сладкий вкус столкновения в снежную ночь, пробуждение в больничной комнате, экстаз каждого дня, проведенного рядом с женщиной, с которой его душа была магически соединена. И затем, он осознал, что собирался потерять ее навсегда,.. если не испытает последнее средство: правду ... но ужасный узел в горле снова не позволял ему говорить. Они смотрели друг на друга, не в силах вымолвить и слова. Звуки прохожих заглушались стуком их сердец. Кенди чувствовала, что тяжесть на груди вторглась в ее виски, и у нее закружилась голова. Терри, в свою очередь, был парализован, будто во сне. Прежде, чем он мог этого избежать, единственная слезинка прокатилась по его щеке. И чудным образом, как если бы свежее ощущение влажности разбудило его, он нашел смелость, чтобы разомкнуть уста. - Я был дураком, - пробормотал он. От первого звука его голоса слезы Кенди нашли выход, и она повернула голову, ища воображаемую точку в небытие воды. Ее лицо дергалось от глубоких эмоций, бушующих внутри. - Таким дураком, Кенди, - хрипло продолжал он. - Все эти годы, начиная с того кануна Нового Года, когда мы впервые встретились, каждая минута, каждый день, каждое время года, в каждом сне и в каждом биении моего сердца, о, Кенди, ты всегда была единственной, кого я когда-либо любил, - выговорил он, испуская глубокое рыдание. Она снова повернулась, чтобы увидеть его, и на сей раз ее изумрудные глаза не могли избежать его синего взгляда. Хотя говорить она не могла. - Теперь я знаю, что сделал ошибку всей моей жизни, когда отпустил тебя тем вечером в Нью-Йорке, - признался он, и его слова удивили ее. - Ты сделал то, что было правильным, - наконец, заговорила она. - Нет! - не согласился он твердым кивком. - Время показало, что я ошибался. Я получил жестокий урок, что не было моральным предавать мои чувства к тебе. - Но ты был ей нужен, нужен! - повторяла она между всхлипываниями. - Да, но я не мог дать ей то, что ей от меня было нужно. Потому что я уже отдал это тебе с первого раза, когда я положил на тебя глаз. Разве ты не видишь, что я знаю только то, как быть с тобой? Бесполезно отрицать это дольше. Я никогда, никогда не мог забыть о тебе, Кенди. Ты запечатана в моем сердце, память о тебе бежит в моих венах и пульсе. Ты и только ты, та, кого я всегда любил,.. даже если никогда не знал, как лучше показать это тебе. - Терри! - задохнулась она и решила, что ее душа может выскользнуть наружу. - Кенди, ты понятия не имеешь, как я пытался полюбить ее, но каждый раз я заглядывал себе в сердце, я мог только чувствовать мою любовь к тебе. Там во мне нет места другой любви, кроме любви к тебе. Не было правильным притворяться, что я мог бы быть для нее хорошим мужем, когда моя душа с давних времен уже обручена с твоей. Я должен был понять это, и когда еще было время, порвать с этой ложью и сражаться за любовь, которую мы разделили. Я был просто идиотом, и в течение прошедших дней я также ненамного был умнее. Вместо того, чтобы поведать тебе о том, что у меня вот здесь, - он коснулся груди, - я действовал как безмозглый идиот, полный ревности и гордости, - закончил он, понурив голову от стыда. - Терри, пожалуйста, прекрати это, - умоляла она. - Если расстаться было ошибкой, тогда тоже несу ответственность. Ведь это я первая решила уехать. Если это мое решение лишь принесло тебе боль, то винить надо меня, - признала она. - Если эта разлука заставила тебя страдать вместо того, чтобы помочь тебе чувствовать себя лучше... тогда я причинила тебе боль, и я горько об этом сожалею! - закончила она с выражением сильнейшей печали на лице. - Это не так, совсем не так, - поспешил заверить он, поднимая глаза. - Это я первый скрыл от тебя, что произошло... Я собирался все тебе рассказать, но мне не хватало смелости объяснить тебе, прежде чем ты сама все узнала... и потом я сделал только хуже, дав обещание брака женщине, которую я не мог полюбить. Я предал нашу любовь, я отказался от тебя... О, Кенди! Я прекрасно знаю, что одних слов недостаточно, чтобы компенсировать всю причиненную боль, но я должен просить у тебя прощения... Ты могла бы... Могла бы ты когда-нибудь простить меня, Кенди? - спросил он ее с серьезным взглядом. Она стояла неподвижно в течение бесконечных секунд, и он почувствовал, что смерть подкрадывалась к его сердцу. - Могла ли я хоть когда-нибудь держать обиду на тебя? - прошептала она, и луч надежды открыла ему двери. - Кенди! - выдохнул он, и затем, с обретенной храбростью несколькими шагами приблизился к девушке. - Кенди, в тот вечер в больнице я видел ваше прощание с Ивом, и был уверен, что потерял тебя навсегда. На самом деле, даже сейчас я смирился, что я не соперник мужчине, который никогда не причинял тебе боли, как я... Я… Меня трясет от страха при мысли, что он уже занимает особое место в твоем сердце..., то место, которое однажды было моим, а я не знал, как его сберечь... Вчера, я был убежден, что изгнан оттуда навсегда, и все же что-то внутри говорило мне, что я должен был попытаться хоть однажды сказать тебе правду о моих неумирающих чувствах к тебе... Я знаю, что не заслуживаю, я знаю, что не должен говорить эти слова, но... Если... ты прощаешь меня... Возможно ли такое, что ты стерпишь это признание?.. Я знаю, что все, что у нас однажды было - уже не вернешь... Но, несмотря на мою тяжкую вину, я все также люблю тебя... сейчас и всегда... - Терри... Я... - было все, что она могла издать, поскольку слова мужчины продолжали звучать в ее ушах, унося ее в волшебную сказку. - Нет, не говори ничего, не сейчас... - попросил он. - Я открываю тебе свое сердце, но я не жду, что моя любовь будет вознаграждена. Если ты сейчас скажешь мне, что Ив завоевал твою привязанность, я полностью пойму... Но если ты все еще сомневаешься в своих чувствах, то Кенди, пожалуйста, скажи, что ты хочешь, чтобы я сделал, чтобы вернуть твою любовь?.. Я сделаю все, что пожелаешь... Мог бы я... Если б я попытался... если бы я стал лучше... Мог бы я когда-нибудь ожидать, что ты вернешься? Могу ли я надеяться, что все еще могу вернуть тебя, несмотря на любовь Ива? Кенди опустила голову, и Терри почувствовал, что сам ад разверзся у него под ногами, но это ощущение продлилось лишь до того момента, пока он не увидел, как девушка, все еще с опущенной головой, протянула к нему правую руку ладонью вверх. Затем она подняла лицо, полное слез, и не в силах произнести какой-либо звук, ее губы раскрылись, чтобы сказать одно простое слово, которое она снова и снова повторяла все месяцы, которые он провел в больнице, каждый раз, когда она помогала ему, но теперь оно приобрело новый глубокий смысл. - Подойди, - произнесла она шепотом. Молодой человек медленно двинулся к ней, все еще не веря значению жеста Кенди. Когда он подошел достаточно близко, она тепло приняла его, склоня голову к нему на грудь, в то время как его руки отыскали свое место на ее талии в нежном объятии. Несколько минут они молчали, тихо вкушая свою близость, а их тела медленно свыкались со сладостным теплом рук друг друга. При первом контакте молодая женщина ясно чувствовала, как яркий румянец залил ее лицо, когда мужчина заключил ее в свои объятия. Но постепенно начальная стыдливость уступила другим чувствам, более сокровенным и глубоким. Наконец, после долгих лет тоски ее сердце отыскало путь домой. Для Кендис Уайт дом был прямо здесь, в руках мужчины, которого она любила, и потребовалось лишь несколько минут, чтобы это понять. В тот момент девушка верила, что она могла бы провести столетия вот так, прикованной к телу Терренса, а его руки медленно водили по ее спине и волосам, а его коричное дыхание заполняло воздух, сохраняя щеку и шею теплыми. Она испустила вздох, и тут же осознала, что не сказала ему то, что было у нее в сердце. - Терри, - позвала она его шепотом, все еще приникшая к его груди. - М-м? - пробормотал он из приятного транса своих грез. - Ты, кажется, задал мне вопрос, на который я еще не ответила, - продолжала она мурлыкать. - Я уже знаю ответ..., хоть и едва могу в это поверить, - ответил он, шепча ей на ухо. - Но эти вещи должны быть сказаны, - настаивала она. - Тогда сделай это вот так, - сказал он, беря ее лицо в одну руку нежнейшим жестом и помогая ей заглянуть в его глаза. Он заглянул в два изумруда, которые осаждали его мечты с ранней юности, но прежде чем погрузиться в них, он наклонил голову, пока ее губы не приблизились к его уху. - Просто шепни слова мне на ухо так, чтобы только я мог их слышать, - попросил он. Молодая женщина мягко улыбнулась, глубоко тронутая его просьбой. Она никогда никому не говорила слова «Я люблю тебя», хотя была влюблена не однажды. Кенди закрыла глаза, чтобы придать себе немного храбрости, но потом снова появился вечно присущий румянец, снова делая все усложняя. - Я люблю тебя, я всегда тебя любила, - повторила она ему на ухо, и он почувствовал, что тропинки больше не существует. Казалось, для них обоих исчез целый мир, чтобы оставить лишь ощущения его рук, держащих ее, прижимая к себе ее тело, ее руки, мягко сцепленные на его шее, его лицо, зарывшееся в ее белокурые кудри, тепло их тел, биение их сердец, их слезы, бежавшие в тишине, лаванду и розы, тающие в воздухе, два голоса, повторяющие шепотом: я люблю тебя. - Не было ни дня, ни ночи, - продолжала она шептать ему, не размыкая объятий, - ни рассвета, ни заката, чтобы я не думала о тебе все эти годы, Терри. Я пыталась забыть, я пыталась преодолеть эту любовь внутри меня. Эта любовь, я полагала, грешна, потому что я думала, что ты уже женился на ней. Я боролась с этой любовью, но она была сильнее меня. Ив только хороший друг, кто, к несчастью, влюбился в меня, но его чувства безответны, и в ночь, когда я пошла с ним на бал, я сказала ему правду. Теперь он знает, что ты - тот, кто в моем сердце. Никто другой на этой планете не смог бы когда-либо пробудить во мне чувства, которые пробудил ты в своей Кенди, которая твоя, и только твоя, кто никогда не переставала быть твоей, несмотря на время, несмотря ни на что. О Терри, мой Терри! - вымолвила она и остановилась, пряча лицо на его груди, не в силах сказать больше, потому что эмоции переполнили ее, и это было даже хорошо, потому что мужчина, который держал ее в своих руках, млел и больше не мог сопротивляться нежности. Они стояли в объятиях друг друга бесконечный момент. Слишком переполненные звуком тысячи затворов, внезапно открывшихся в их сердцах, когда они наконец нашли в руках друг друга потерянный ключ их душ. При соприкосновении их тепла в их телах начал загораться ряд вспышек, и прежде, чем они могли понять природу этой тайны, поток старых и новых желаний стал требовать своего удовлетворения, и Терри был первым, кто был унесен волшебными чарами их близости. Он сжал объятия, медленно откидывая голову назад, лаская щекой мягкую щеку Кенди, и глубоко вдыхая ее запах. Он взял ее лицо в правую руку и поднял ее подбородок так, чтобы они могли видеть друг друга в глазах. Кенди почувствовала дрожь своего тела под его глубоким взглядом, но по непонятной причине она его выдержала, утопая в синем сиянии глаз Терри. Он не говорил ни слова, но она поняла, что он собирался поцеловать ее прямо здесь, и она также знала, что на сей раз она его не отвергнет. Она так долго желала поцелуя с его губ, что не могла больше этого отрицать. Когда душа уже раскрыла тайны, кожа должна следовать за признанием. Он медленно склонил голову, уменьшая расстояние, пока его кожа не ощутила теплый ветерок ее дыхания. Затем он закрыл глаза, и некоторое время стоял неподвижно. Он был так опьянен ею, что боялся, что она может исчезнуть, если он посмеет коснуться ее губ. Но природа была сильнее его опасений, и вскоре одержала верх над последним намеком на внутренние колебания. Он, наконец, закончил долгое путешествие, которое начал осенним утром, когда впервые покинул Лондон, а его губы снова встретились с ее после лет тоски и мучительной разлуки. Кенди приняла ласку, изумленная нежностью, проявляемой при его первом касании. Краткие поцелуи осыпали ее губы со слегка влажным акцентом. Он едва задевал мягкую плоть ее рта, как если бы она была сотворена из пены или хрупкого фарфора. Оба тела начал охватывать ряд коротких электрических разрядов, а чувствительная оболочка их губ чуть ласкала друг друга. По причине, которой он не мог понять, Терри ощущал себя застенчивым ребенком, затерявшегося в чарах Кенди, но недостаточно смелый, чтобы излить на нее всю страсть, таящуюся на дне его сердца. Неожиданно она удивилась сама себе, отвечая ему и нежное тепло их объятий переросло в разгорающийся огонь. Прежде, чем она могла это полностью понять, его поцелуй усилился, и она отозвалась, движимая женским инстинктом, наличие которого она игнорировала. Неосознанно она раскрыла губы, и он немедленно откликнулся поцелуем; не как подросток, однажды укравший ее поцелуй, но как мужчина, который желал ее долгие годы. Он жаждал свободно исследовать ее рот в сокровенном глубоком экстазе. Она не оказала никакого сопротивления, даже когда ее последняя капля воздуха растворилась еще раньше. Кенди поняла, что он брал ее единым поцелуем, и этим страстным жестом он говорил ей, что он вернулся, чтобы потребовать всей ее души и тела. Тогда она знала, что была рождена ради этого золотого момента. Она была женщиной, ради которой он был рожден мужчиной. Поцелуй, когда он даруется с истинной любовью, это искра, которая разжигает неконтролируемые потоки страсти. Потоки электрической энергии, бегущие сквозь человеческое тело, соединяя плоть с разумом и душой, кажется, пробуждают в наших венах, движущую силу природы. Вот что происходило в телах Кенди и Терри в тот момент, когда они подчинялись друг другу в том длящемся поцелуе. Внезапно Кенди перестала быть девушкой и стала женщиной, и как женщина, она поняла, что колеса страсти уже вращались внутри нее и не остановятся, пока они не утолят их взаимную жажду близкого объятия. Терри, в свою очередь, не мог раздумывать, уже унесенный очаровывающим ощущением своего нового исследования тела Кенди. Что за невероятное блаженство его губ на ее губах, наслаждение вкусом ее увлажненного рта, дегустация ее земляничного запаха, все такого же, как в тот полдень, когда он впервые поцеловал ее! Что за необъятное удовольствие от каждой ее выпуклости и впадинки, прижатой к его напряженным мускулам! Что за сладостное ощущение ее подрагивающей кожи под его поцелуями, что следовали за влажным следом по ее шелковистым щекам до сливочной ямочки ее шеи! Он ощущал в восхищении, как своей жизни он не наслаждался такими сильными и приятными ощущениями. Это было своего рода опьянение, но даже глубже и гораздо сильнее, чем от любого вина. Кенди хрипло вдохнула, когда почувствовала ласки Терри на шее, и новые ощущения наводнили ее тело. Но ее спонтанный стон заставил Терри откликнуться. Он вскоре пришел в чувство и понял, что они были все еще посередине улицы, а он уносил их обоих на край обрыва, откуда не будет возврата, если он сразу не остановится. Он медленно оторвал губы от шеи Кенди, неохотно оставляя жемчужину, соблазнившую его своим вкусом. Он зарылся лицом в кудрях девушки и зашептал ей: - Прости меня, любимая, - шептал он. - Я так сильно люблю тебя, что забыл, что мы находимся в общественном месте, а ты - леди... Мое единственное оправдание - это вся тоска, которую я перенес за эти годы. Кенди, ты была моей самой большой страстью, и теперь я едва могу поверить, что ты все еще меня любишь... Я просто... увлекся. Блондинка отстранилась, пока не встретилась лицом к лицу с молодым человеком. Когда их глаза снова встретились, на ее лице была милая понимающая улыбка, которая ошеломила Терри своей зрелостью. - Все хорошо, Терри, не за что просить прощения, - промурлыкала она, застенчиво опуская глаза. - Я… Мне тоже было нужно побыть... близко к тебе, - призналась она. Терри наградил молодую женщину благодарным взглядом и расцепил объятия. Держа в своей руке руку Кенди, он стал прогуливаться. Девушка следовала за ним, пребывая в восторженной радости оттого, что идет рука об руку с человеком, которого любила. Они действительно не чувствовали земли под ногами. Они удалились от моста и неторопливо прогуливались по авеню в полной тишине. Внезапно, слова показались ненужными. Тихий слух Сены, бежавшей своим мерным курсом, и шумы города таяли в подавляющей музыке их чувств. Он отпустил ее руки и обернул свою руку вокруг ее плеч. Она инстинктивно обвила его талию, и так они долго продолжали идти. Но, в конце концов, часы собора отбили шесть часов, и так или иначе возвратили их из страны грез, в которой они пребывали в течение времени, которое не могли сосчитать. Это был тот таинственный момент дня, когда мы не можем сказать, село ли солнце только что или собирается взойти. - Кенди, - произнес Терри, нарушая тишину - Завтра я должен буду... - он сделал паузу с намеком на колебание в голосе. Слова Терри оглушили Кенди, принося новый горький вкус моменту, который был прекрасен до этих слов. - Завтра ты уезжаешь на фронт, да? - хрипло спросила она. - Да, - ответил он, - но я буду писать тебе каждый день, и когда эта война закончится... - Молчи! - прервала она, прикладывая указательный палец к его губам. - Терри, эта война научила меня, что мы не можем ни на что рассчитывать, кроме как на сегодня... - и затем приумолкла, потому что темная тень пересекла ее прекрасные черты. - Не обещай ничего сейчас, только Бог знает, с чем мы столкнемся, как только ты уедешь. Терри наблюдал, как ее глаза внезапно омрачились перспективой новых опасностей, с которыми он должен будет встретиться, как только он вернется на линию фронта. Молодой человек почувствовал, как вздрогнуло его сердце прежде, чем ее увидел ее взволнованное лицо, и его разум начал отчаянно искать ответ, чтобы разрешить новую дилемму, перед которой они теперь стояли. Терри сжал руку Кенди в своей и повел ее на ближайшую скамейку, куда они оба и сели. - Кенди, - начал он пугающим голосом, - я ясно понимаю, что в связи с теперешними условиями может показаться бесполезным давать тебе обещания,.. но, я думаю, что мне нужно... Я должен спросить тебя сейчас. - Терри! - выдохнула она, не в состоянии вымолвить больше. - Кендис Уайт, - продолжил он, с обожанием глядя ей в глаза и держа руки нервным жестом, - ты только что призналась, что все еще любишь меня. Могу я сделать вывод из твоих слов, что ты примешь мое обещание жениться? Удостоила ли бы ты меня такой чести? - О, Терри! - с вздохом произнесла она, а две больших слезы пробежали по ее щекам. - Да, да, тысячу раз да! Бог знает, что быть твоей женой всегда было моей самой сокровенной мечтой... Но я не уверена, должны ли мы говорить сейчас об этом, когда наше будущее неопределенно. Я боюсь, Терри, я боюсь судьбы, которая всегда была неблагоприятна для нашей любви. Если с тобой что-то случится на фронте, я… я… - Пожалуйста, перестань, - сказал он, не в силах сопротивляться, и погасил ее слова новыми горячими поцелуями, воспламененными значением в губах молодой женщины. - Не говори так, - бормотал он между одним и другим поцелуем. - Со мной все будет хорошо... но теперь... это твое признание в любви... это для меня... слишком... Я не могу принять... так много... счастья… Затем он просто больше не мог говорить, снова выпивая вкус ее рта в углубляющемся поцелуе. Кенди с радостью его приняла. Ничто не могло быть лучше в мире, чем его близость. Они оставались прикованными к губам друг друга еще некоторое время, а Венера зажигала горизонт над Сеной. Когда они разделились, чтобы глотнуть воздуха, Терри поднял ее подбородок и оперся лбом на ее лоб. - Послушай, - объяснял он. - Давай на сей раз перехитрим судьбу. Я был бы счастливейшим человеком на Земле, если бы сегодня ночью ты была в моих руках, но я хочу делать все правильно. Ты только что сказала, что выйдешь за меня. Тогда исполни свое обещание... Выйди за меня сегодня! Глаза Кенди распахнулись, не вполне уверенные, хорошо ли она поняла, что он говорил. - Но Терри, ты же знаешь, что это невозможно, - возразила она с опечаленными глазами. - Ты же новобранец, и это против военных законов, когда холостые призывники женятся во время войны. Плюс, даже если это было бы возможно, мы не сможем все подготовить для сегодняшнего вечера. Лицо Терри расплылось в улыбке. - Есть способ, - сказал он. - Я знаю кое-кого, кто может помочь нам в этом. Я только должен знать, хочешь ли этого ты. - Ты уже знаешь, - ответила она. - Но я хочу услышать это из твоих губ, - потребовал он с ослепительной улыбкой. - Тогда, ответ - да, я согласна выйти за тебя замуж сегодня, если такое чудо может произойти. - Может, - заверил он. - Теперь, подари мне еще один поцелуй, по которому я слишком изголодался, и теперь никак не насытюсь. Карета остановилась у 35 улицы Фонтейн, Мулен Руж был примерно в паре кварталов от старого изящного дома в неоклассическом стиле, где они сели в такси. Они были только в сердце Монтмартра, центра ночной жизни на правом берегу. Молодой человек вышел из экипажа и вместо того, чтобы помочь молодой леди, взяв ее руку, он ухватил ее за талию, снимая, пока она снова не стояла на земле, а он крепко ее держал. - Терри, прекрати! - отругала она его, в то время как он настойчиво целовал ее щеку и висок, но поскольку она еще и весело хихикала, мужчина не обращал внимания на нее слабые причитания. - Это еще почему? - с вызовом и дьявольской усмешкой отвечал он, целуя мочку ее уха. - Потому что мы уже добрались до нужного дома. Ты не собираешься постучать в дверь и посмотреть, есть ли там кто-нибудь? - поинтересовалась она, пытаясь выдержать щекотку. - Хорошо, - подчинился он женскому здравому смыслу, - но даже не думай, что я перестану позже, - намекнул он, и она покраснела как свекла. Молодой человек взял дверной молоток и уверенно постучал. Ожидание ответа мягкого мужского голоса не заняло долгое время, и дверные замки начали открываться. Мужчина в свои последние сорок открыл дверь, и как только молодая пара объяснила причину своего визита, слуга пригласил их войти. Мужчина и женщина уселись в гостиной, сдержанно украшенной, и молодой человек держал руку девушки. Минутой позже в комнате появился высокий мужчина. - Отец Граубнер. Благодарю за то, что приняли нас в Вашем доме, - сказал Терри, вставая, когда священник вошел. - Видеть вас обоих - большое удовольствие, - отозвался мужчина с вопросительным выражением лица, - но это не мой дом. Я только гость. Это дом Епископа Бенуа, он курирует "Священное сердце" Базилики, недалеко отсюда. - Я понимаю, красивая белая церковь на холме с тысячей ступенек, - прокомментировала Кенди, поскольку священник поприветствовал ее. - Ну, моя молодая леди, - усмехнулся священник на замечание девушки. - На самом деле только 237 ступеней, но Вы сказали очень правильно, ибо человеку со слабым сердцем, как мое, эти ступеньки кажутся тысячей. Однако присаживайтесь, мои дорогие друзья. Не хотите ли что-нибудь выпить? Пожилая женщина принесла немного вина для священника и чай для пары, и как только они остались одни, Терри объяснил истинную причину их визита. Пока молодой человек говорил, священник переводил свои темные глаза с лучистого выражения молодого человека к краснеющему лицу девушки и назад к молодому человеку. Дело в том, что такой человек как Граубнер, опытный и хорошо знавший человеческую природу, не нуждался ни в каком объяснении; достаточно было посмотреть на лица пары и знать, в какое время они живут, чтобы понять, что произошло. Но Граубнер позволил Терри закончить его историю. Затем с очень серьезным выражением на лице он ответил: - Дорогой друг, - произнес он, обращаясь к молодому актеру, - ты понимаешь, что вы просите меня сделать? Ты прекрасно знаешь, что поступать так против военных законов, и как священники, мы имеем строгие приказы повиноваться этим постановлениям. - Мы понимаем, отче, - ответил Терри, - но Вы также знаете, что любовь - это более высокая власть. - Вы просите, чтобы я ослушался свое начальство? - нахмурившись, спросил Граубнер. - Не совсем, отче, - осмелилась сказать Кенди. - Мы просим, чтобы Вы забыли свои приказы на несколько минут... Я уверена, что никто бы и не заметил, - закончила она с улыбкой, которая расплавила бы и железо. Мужчина постарше, не в силах больше скрывать свое веселье, некоторое время хохотал над комментариями девушки, а пара смотрела друг на друга, изумленная внезапным изменением настроения священника. - Um Himmels Willen! - воскликнул Граубнер, сгибаясь от смеха. - Я... Теперь я понимаю, почему вы двое так влюблены друг в друга. Вы пара мятежников. Вы когда-нибудь думали о правилах, дети мои? - задался он вопросом между смешками. - Но... ладно... Иисус Христос был тоже мятежником... Так что Бог их благословляет. - Значит ли это, что Вы согласны? - спросила пораженная Кенди. - Конечно, согласен, дитя мое! - с улыбкой подтвердил священник. - На самом деле, я мог бы избавить вас от объяснений, я знал, что было причиной вашего посещения с момента, когда увидел ваши лица. - Тогда Вы хорошо провели с нами время, - прокомментировал молодой человек со злобной улыбкой. - И никогда не думали отказать нам в этом одолжении... Вы были бы хорошим актером, отче. - Я просто не мог ничего поделать, - ответил мужчина постарше. - Но, дорогой Терренс, ты отлично знаешь, что меня не особо волнуют приказы моих старших, когда они идут вразрез с моими принципами. Да вы имеете понятие, сколько венчаний я провел с начала войны?.. Я и счет потерял! - заключил он, и пара рассмеялась над озорством священника. Епископ Бенуа был в Риме, с визитом к Римскому папе, так что Эрхарт Граубнер имел дом в своем полном распоряжении и на все необходимое время. Дом был большой, удобный и со своей церквушкой. В этом тихом и сокровенном месте, украшенном изящными ионическими колоннами, версальским паркетом на полу, двумя отдельными хрустальными вазами со свежими белыми нарциссами на алтаре и серебряном распятием как единственным религиозным знаком на голубых стенах, венчались Кендис и Терренс вечером 1-го сентября 1918 года. Они были за тысячи миль от своей родины, никто из друзей или родственников не был приглашен, не было времени, чтобы купить роскошное свадебное платье для невесты, жених не был одет в смокинг, не было ни шафера, ни подружек невесты, или музыки или торта, а кольца были сначала ношены другой парой, женатой 25 годами ранее. Однако, молодой аристократ и его невеста казалось, не обращали никакого внимания на все эти несоответствия. Была только одна-единственная правда, которая имела значение, что та же самая судьба, которая заставила их разлучиться, наделала ошибки, позволяющие им вновь встретиться друг с другом в вихре войны, а любовь довершила остальное. Какие-либо соображения вне этого факта были бесполезны. Несмотря на несоответствия, Граубнер никогда, за всю свою жизнь священника, не видел невесты красивее или жениха ослепительнее, чем те, что стояли перед ним этим вечером. Молодая блондинка купалась в тускнеющем свете люстр, которые заставляли ее золотые волосы и глубокие зеленые глаза сверкать бесчисленными блесками, а молодой человек рядом с ней, все еще слишком удивленный неожиданным благословением, не находил места, чтобы сосредоточить внимание, кроме как на белой нимфе, на которой он женился. Церемония была краткой и скорее неофициальной, но была выгравирована в сердцах возлюбленных до конца их дней. Каждый жест, каждое слово, тишина и взгляды, которыми они обменивались в тот момент, когда произносили свои клятвы, никогда не будут забыты, даже если они проживут сотню лет... даже если смерть разлучит их. - Я, Кендис Уайт Одри, обещаю любить тебя, Терренс Грэм Грандчестер, в бедности и богатстве, здравии и болезни, до конца своих дней и пока смерть не разлучит нас, - сказала она, а слезы катились по ее розовой щеке, и он должен был сделать большие усилия, чтобы удержаться от объятий в этот момент. Все же у него остались силы, чтобы подождать еще, чтобы произнести свои собственные клятвы. - Я, Терренс Грэм Грандчестер, обещаю любить тебя, Кендис Уайт Одри, в бедности и богатстве, здравии и болезни, до конца своих дней и пока смерть не разлучит нас, - отвечал он, зная, что это были важнейшие строки, которые он произносил в своей жизни. Молодая женщина посмотрела на Терри, понимая, что теперь все ее планы, надежды, жилище, имя и целая жизнь будут связаны и пропитаны высокомерным благородным человеком, которого она однажды встретила в Англии. Он, который стал ее закатом и рассветом, был наконец связан с ней так, как никто другой. Кенди тогда почувствовала, что большое приключение в ее жизни поистине началось. - Тогда от имени Святой Церкви я объявляю вас мужем и женой, - сказал священник, и пара не дала ему времени сказать больше, потому что жених не дождался разрешения поцеловать свою невесту. Но отец Граубнер не жаловался. Впервые целуя свою жену, Терренс чувствовал, что освободился от тяжелого груза, который его плечи несли в течение долгих лет. Наконец, в руках с женщиной, которую он любил, он нашел свой истинный дом и мог отдохнуть душой. Во время войны обычное дело, что бедные люди становятся нищими, а те, кто однажды были богаты, делают несколько шагов вниз по социальной лестнице, и иногда сталкиваются с различными экономическими проблемами, которые ведут их к банкротству. Это был случай Мадам Жильбер. Ее муж, богатый коммерсант, умер 15 годами ранее начала войны, и без его управления их богатство, благосостояние Жильберов драматично уменьшилось после 1914 года. Так что Мадам Жильбер, будучи дамой оптимистичной, решила использовать свой большой дом в качестве гостиницы, чтобы заработать франки, которые не могло обеспечить наследство ее мужа. Дом Жильберов был построен в XVII веке. Он был в «предреволюционном» стиле с лучами дуба на потолке и толстыми каменными стенами. Резиденция располагалась в сердце «Quartier Latin» прямо на улице Mесье Принца, недалеко от Люксембургского Сада. Место было тщательно убрано, удобно и очаровательно, и Терри случайно выбрал его днем, когда покинул больницу. Тогда он никак не мог себе представить, что это будет место, где он и его жена проведут свою брачную ночь. Когда один из посетителей вошел в дом в сопровождении молодой белокурой женщины, Мадам Жильбер, которая была за регистраци
1 2 3 4 5 Категория: Недавние фанфики \| Добавил: Микурочка (11.02.2010)
Просмотров: 702 \| Рейтинг: 5.0/2